Блог начинающего мага

Май 2006

16-го у меня умерла мама. Не думала, что такое ожидаемое событие может быть таким тяжелым. Последние два месяца она не вставала, кричала криком сутки напролет, измучилась сама, замучила сестренку, и мучения ее были выше человеческих сил. Я благодарила Господа, что послал ей избавление от мучений плоти. Но все равно я чувствовала свою вину. Как я посмела просить… Как у поэта, по-моему, Симонова: “Я знаю, никакой моей вины, в том, что другие не пришли с войны. В том, что они, кто старше, кто моложе, остались там, но не о том же речь, что я их мог, но не хотел сберечь. Речь не о том, но все же, все же, все же…” В конечном счете, вся их жизнь была исковеркана войной. (Мама оказалась на оккупированной территории одна с десятью младшими братьями и сестрами, хороня их одного за другим, но все же сберегла троих).
В день похорон пошел снег с дождем, было мрачно и тоскливо. Обряд отпевания был неожиданно сдержан и красив, с потрясающим пением. Выносили под колокольный звон, и вдруг в этот момент тучи разошлись, и выглянуло солнце, ровно на минуту, и на душе посветлело. Я подумала, что Господь принял мамину душу.
Так я стала старшей в семье. В субботу искала мамину фотографию на памятник. Нашла фото, на котором мы сфотографированы вчетвером: я – октябренок, старшая сестра – пионерка, отец и мать. Младшей еще не было. Я смотрела на фото с горечью: из всех четверых осталась я одна. Хорошо, что есть младшая сестра. Рассматриваю мамино фото, и вдруг мысленно произношу: «Мамочка!”, и – слезы. Никогда ее так не звала. Видимо, душа моя простила все, и она меня, надеюсь, тоже. Сознание ее было не таково, чтобы исполнить последнюю обязанность человека на этой земле – попросить прощения у близких и принять его, и простить всех. Надеюсь, что это все-таки произошло.
Июнь 2006
Я с завтрашнего дня в отпуске. Наконец-то, мне удалось продать
свою квартиру (это было ужасно, три месяца страшного напряжения), взять кредиты, продать дачу и пр. В пятницу мы переезжаем. Место необычайно красивое. Работы – непочатый край. Когда я решилась на эту аферу, никто не верил. Сейчас все за меня рады и поют песню “безумству храбрых”. Мы пьем водку и радуемся за меня.

Июль 2006

Всего три недели, и они уже ушли безвозвратно! Два дня на работе не могла головы поднять, некоторый завал грозил меня придавить, но сегодня поняла, что успеваю, и расслабилась. Моя жизнь в последнее время дальше от философии и ближе к природе, а, значит, ближе к себе. И пилу, топор, лопату, шпатель и кисти я держу в руках чаще, чем книгу. Никогда не думала, что обустройство жилья – тоже творческий процесс, только гораздо более тяжелый физически. Дочка “гнездится” с такой радостью! Вокруг – море работы и долгов, и океан счастья: нет загаженного подъезда с экскрементами и шприцами, есть, где принять друзей, квакают лягушки и поют птицы, в пяти минутах ходьбы – лес и река. И покой. До сих пор не верится! Все говорят: «Какие вы смелые!». А мы с дочкой отвечаем: мы не смелые, мы отчаянные. Смелые ничего не боятся, а отчаянные – боятся, но делают! Весь отпуск пахала, как лошадь, но с такой радостью! А еще лечили собаку. У дочки (а теперь, значит, и у меня) английская бульдожка Дася. Медицина залечила ее глазик до бельма. Дочка ее повезла к собачьему профессору, молодому мужчине. И тот велел первым делом – привязать бантик «от сглаза», лечить ее энергетикой, как сможем, и выводить из организма антибиотики. Вот такой продвинутый врач. Фантастика, но собаке энергетические сеансы понравились. Более того, я попыталась направить энергию собаке, но не знала, как это сделать, и просто стала умолять энергию спасти ей глазик, при этом очень ярко представила, как пелена сходит с глаза. На следующий день начали отходить пленочки, и через два дня глаз очистился. Самой не верится.
Но умения мне явно не хватает. Произошло то, что я представила, а не то, что полностью вылечило бы болезнь. То есть, бельма нет, но нет и полного выздоровления.
За отпуск прочитала только “Код Давинчи”. Такая же мура, как их “Титаник”. Тащиться от нее могут только полуграмотные, возросшие на детективах. А все, что касается Леонардо, наполовину надумано и притянуто за уши. До нашего Мережковского (”Воскресшие Боги”) Брауну, как до Луны. Сакральность математических построений после Мельхиседека просто примитивна. Мысли о возможных потомках Христа не слишком новы, например у Анхеля Куатье в “Воскресшем Христосе” эту мысль пытается провести Сатана. Тем не менее, книга для меня оказалась важна некоторым созвучным моему разуму (не Душе!) отношением современного западного человека к религии. Возможно, мое проживание на свежем воздухе и изрядная физическая нагрузка сильно упростили мое отношение к жизни. И к смерти. Только преодолев страх смерти, человек может жить “на полную”. По-моему, у Шварца: “Слава безумцам, которые живут, как будто они бессмертны!”.
Последнее время, мне кажется, я преодолела этот страх, по крайней мере, мысль о смерти вызывает у меня только сожаление, что будут расстроены дочери, и нездоровое любопытство. Я создала в своем воображении картину, еще более прекрасную, чем та замечательная жизнь, которой я живу сейчас. Смерть – всего лишь очередной шаг на пути познании Истины, а стремление к ней – одно из главных стремлений человека. Только не нужно ставь знак равенства между отсутствием страха смерти и стремлением к ней. Это не так. Еще не все шаги по пути к Истине пройдены здесь, еще не все инструменты опробованы, еще не все Любови отлюблены…
Хорошо, если бы человек мог сам управлять своим уходом, когда почувствует, что все пути познания здесь уже пройдены и он утратил интерес к жизни. У меня есть смутное ощущение, что так и есть, только человек делает это неосознанно. Надоело жить – включается программа самоуничтожения. Все, пребывание на Земле бессмысленно, так как утрачен интерес, и нет Любви. Раньше, в деревнях, старцы, абсолютно здоровые, говорили детям: завтра я умру. Ложились и умирали. Вот так надо прожить, чтобы Бог принял твою душу в момент, когда ты сам почувствуешь, что “программа пребывания” окончена. Монотонная физическая работа на свежем воздухе способствует размышлениям. О Вечном. О добре и зле, о Боге и дьяволе.
Скажем так: в каждом человеке столько Бога, сколько его во Вселенной, то есть он заполняет весь объем без остатка. Вопрос только в том, хочет ли человек увидеть его в себе (а значит, умеет ли любить себя), в других (умеет ли отдавать Любовь) и в мире. Это так трудно – любить себя! Такого, какой есть, со всеми недостаткам и болезнями. Любить себя – ощущать в себе Бога и себя Богом, любить других – чувствовать в них Бога, и это – путь к Всеединству. А сатаны в каждом столько, сколько он в себя пускает, понемногу вытесняя из себя Бога, то есть, закрывая свою душу на замок, чтобы ее, дескать, не залапали грязными руками, чтобы в нее не наплевали. А она там, под замком, чахнет и рвется на свободу, и плачет, и скукоживается, и уже не занимает так много места, и не может побороть наше искаженное обществом сознание. И уже стремление к единению кажется нам продуктом размышлений, и уже сатана находит место в сознании как удобное оправдание своему нежеланию расстаться с привычными стереотипами. Это так удобно, так уютно считать, что во всем виноват кто-то: сатана, близкие, друзья, общество, государство, правительство. И это мы, Люди, в каждом из которых – Вселенная, величественная и прекрасная, как в голограмме. И еще: любить себя – значит прощать. Просто однажды посмотреть на себя иначе, вспомнить все моменты судьбы, где отступил, предал себя, поступил не по душе, обидел другого, а мог не обидеть, где мог простить – и не простил. И попросить прощения у Бога и у себя, и пережить эти мгновения заново с высоты своего опыта, и не осудить себя, а просто простить. У меня иногда складывается впечатление, что мы научились так искусно закрываться от других, что уже закрываемся и лукавим перед собой. Нет оружия сильнее, чем искренность. Нет лекарства мощнее, чем Любовь, но в закрытый сосуд вода не течет. Это и обо мне, и обо всех. Я пытаюсь работать над собой. И не боюсь, что жизни не хватит.
Может быть, смерть – это и есть победа в борьбе с сатаной внутри себя? Очистил душу до той чистоты, с которой вступил в этот мир – пора возвращаться? И, конечно, человека непременно кто-то должен иногда гладить по головке (или он кого-то), чтобы душа не закрывалась, кто-то должен жалеть (это вовсе не обидно, только сильные позволяют жалеть себя).
С годами открываю в себе много нового. Начала делать своими руками мебель (по необходимости, конечно). Получается! Уже сделан и наполнен книгами стеллаж (у меня треугольная стена и, соответственно, треугольный стеллаж). Затем сделала сундучок для инструментов (нет ни кладовки, ни сарая), затем – стеллаж для обуви. Всем нравится, говорят, что удалось сохранить идею деревянного дома. Устаю очень, но получаю огромное удовлетворение. Ну, как мне себя не любить? И не любить Господа, наделившего меня такой огромной степенью выживаемости, адаптации к любым жизненным условиям и ситуациям, работоспособностью! Да еще и способностью получать от этого удовольствие! Любя себя, я фактически люблю Его в себе, и, возможно, наоборот.
И мой ангел понимает меня и поддерживает во всем, заботится обо мне. Когда ощущаешь это впервые, чувствуешь Любовь Бога и Вселенной, это – такой шок и такое счастье, что интеллектуальные игры, секс, и пр. удовольствия просто меркнут. Чувство внутренней гармонии заполняет меня. Наконец-то я научилась слушать музыку. И слышать себя в музыке.

https://ridero.ru/books/drugaya_realnost_4/

Апрель 2006

На днях у моей мамы был день рождения. Приподняла ее на кровати. Постояли в обнимку, одна она не может. Потом села. Вкусностям и подаркам обрадовалась, как ребенок, но без былой жадности. Несколько дней она разговаривала только со своей сестренкой, которая умерла еще во время войны. Это – единственный человек, которого она любила больше, чем себя. К моему приходу в голове ее прояснилось, она вспомнила, что я – ее дочь, но не вспомнила, которая. Страшно, больно, жалость, большая, чем любовь, и чувство беспомощности, которое посещает меня крайне редко. На тебя, Господи, уповаю, ибо на все воля твоя! Не знаю, имею ли я право просить тебя о таком, Господи, но будь милостив, прерви мучения разлагающегося тела, лишенного разума и почти покинутого душой! Неужели мало она страдала?

До нас весна никак не доберется. Сегодня утром было минус семь, правда, второй день светит солнце, и то хорошо. Такое яркое летнее солнце в морозный зимний день. Для меня счастье – состояние гармонии, когда мысли и ощущения (то есть знаки Души) не противоречат друг другу. И, если я слышу красивую музыку, то и мысли рождаются о прекрасном, и в этот момент я не думаю, кто меня обидел или больше меня зарабатывает. Если я любуюсь цветком, то я в этот момент не думаю о том, кто наживается на его продаже. И, если любишь человека, то абсолютно все равно, на какой ступени социальной лестницы он находится. Уж Любовь-то для меня, во всяком случае, не социальна. И моя личная (то есть для других она может представляться и глупостью) мудрость в том, что я умею отключаться от проблем. И насчет Храма-то основная идея в том и состоит, что люди для меня все одинаковые, а уровень образования, материального достатка, вероисповедание и прочие атрибуты общества не меняют природу человека, они ее только прикрывают, чаще и от него самого. Я хочу, чтобы люди научились слышать свою Душу и жить в согласии с тем, что услышали. Тогда и социальных проблем было бы меньше. Абсолютно согласна с Лазаревым, с тем, как он отвечает на вопрос: как распознать истинную любовь? Примерно так: истинная любовь ничем не обоснована, ничем не обусловлена, ничего не требует взамен.
Однажды я нашла свой путь медитации, пройдя по которому я испытывала спектр эмоций, который наполнял меня абсолютным счастьем. Я ощутила Любовь Вселенной. Ни много, ни мало. И ответила ей всеми доступными мне эмоциями. Естественно, что позже я попыталась выразить их в поэтической форме. Каково же было мое изумление, когда я прочла у Мелхиседека, что есть мужской и женский путь прохождения звездных врат (по-моему, это – синоним вознесения). И женский включает в себя: любовь, истину, красоту, доверие, гармонию, мир, благоговение перед Богом и снова любовь. Да уж! Женский путь вообще странная вещь. Иногда случайно чувством познаешь гораздо больше, чем логикой. Поэтому я назвала свою медитацию “Звездные врата”:

Когда с небес струится звездный свет,
И серебрится лунная дорога,
Отбросив трудный опыт прошлых лет,
В ночной тиши душа открыта Богу.

Когда мой Ангел светлый с высоты
Спускается неслышно к изголовью,
Нет в мире слез, измен и пустоты, –
Вселенная пронизана Любовью.

Я замираю под его крылом,
Смакую каждый вдох попеременно,
И сердце наполняется теплом,
Огнем Любви Божественной Вселенной.

Моей Вселенной трепетное чудо -
Большое сердце в невесомом теле.
Я в нем. Оно во мне. Оно повсюду.
Ночь. Море. Звезды. Парк. Скрипят качели.

Я здесь и там. Ночное море дышит,
Одежда позабыта на песке.
Тела в воде мерцают. Еле слышно
Играет скрипка где-то вдалеке.

Я растворяюсь. Я – Любовь. Я – всюду.
Я – в воздухе. Я – в небе. Я – в огне.
Я здесь и там. Я снова есть. Я буду.
Я в мире. Мир во мне. И жизнь во мне.

Я там и здесь, на старенькой кушетке.
Горячий воздух мягок и упруг,
Пульсация, стук крови в каждой клетке,
Вселенная колышется вокруг.

Мой светлый Ангел, мы с тобой навеки
Едины, волю Господа верша.
Сочится свет сквозь сомкнутые веки,
Любовью переполнена душа.

Я в будущем. Распахиваю руки
Навстречу утру будущего дня.
В саду хохочут будущие внуки,
Похожие немного на меня.

Я вижу Храм над быстрою рекою,
Храм-на-Любви на солнечном холме.
Стены касаюсь влажною рукою.
Я узнаю его, храм снился мне.

Я там и здесь. Уже умолкли звуки,
Рояль затих, но Ангел мой в тиши
Играет мной, как драгоценной куклой.
Вибрации, полет, восторг Души.

Я снова в Храме. Ночь. Играет скрипка.
Прозрачен купол. Звездами маня,
Создатель мой с отеческой улыбкой,
Невидимый, взирает на меня.

Я снова здесь. Я глаз открыть не смею.
Распластана на смятых простынях,
Я пред тобой, Отец, благоговею,
Шепчу чуть слышно: «Удостой меня…»

Закончен бал. Я снова здесь. Я дома.
«Любить тебя, Создатель, удостой!»
По телу разливается истома.
Гармония и мир. В душе покой.

Сегодня я вспомнила это стихотворение, написанное еще зимой, потому что вдруг, без всякой видимой причины, оно начало сбываться. Несколько месяцев я практиковала эту медитацию просто потому, что счастье и наполненность любовью были такими сильными, что мне хотелось возвращаться в это состояние вновь и вновь. А вот картинка Храма мне не давалась. Я пыталась представить новый Храм-на-Любви в формах сакральной геометрии, но почему-то видела скромную традиционную церковь на высоком крутом речном берегу. Мысленно я складывала два тетраэдра, пытаясь вложить этот вселенский символ в архитектурную композицию, но единственным подходящим для них местом могла представить только крышу, да и то не все сходилось в единую картину в моем воображении. Ведь крыша задумывалась мною в виде стеклянной сферы, чтобы звезды смотрели внутрь, а люди – на звезды. Идея вселенской гармонии, воплощенной в фигурах сакральной геометрии, завладела моим воображением, но попытки сложить Храм, пребывая в медитативном состоянии, приводили не к тем результатам, которых ожидал мой разум.
Между тем практичный разум бился и над вполне практической задачей: нужно было как-то решать жилищную проблему. Старенькая однокомнатная квартирка в доме, который строили еще пленные немцы, с деревянными перекрытиями и вечно текущей крышей. На двух взрослых женщин. Все, что досталось нам с младшей дочерью после развода. Девочка давно выросла, окончила университет, работала, жила своей жизнью, снимая квартиру, которую мы оплачивали в складчину. Цены на съемное жилье росли катастрофически, и мы тратили на право каждой из нас на свою личную жизнь все, что зарабатывали. Конечно, всегда находились люди, которые осуждали меня за то, что я помогала незамужней дочери жить отдельно. Я только посмеивалась: так могли рассуждать только те матери, которые не спали в одной кровати с дочерью чуть ли не четверть века.
Но задачка не решалась. Цены на жилье удваивались за полгода, а, снимая жилье, мы не могли накопить денег даже на аванс для покупки квартиры в ипотеку. Перспективка вырисовывалась мрачная. Если мы будем во всем себе отказывать, мы сможем купить дочке 1-комнатную «хрущебу» у черта на рогах и будем выплачивать долги двадцать-тридцать лет, переплатив за эти годы 5-кратную стоимость квартиры, у которой как раз к этому времени благополучно истечет срок более ли менее безопасной эксплуатации. Мы без конца просчитывали варианты кредитов, но все они были нам едва ли доступны. И это притом, что обе мы вполне прилично зарабатывали.
И вот однажды, когда весна наступила пока только по календарю, мне на одном из сайтов на глаза попалось объявление о продаже небольшого, но благоустроенного домика в деревне недалеко от города. Конечно, небольшой домик был почти в три раза больше нашей квартиры, да и съезжаться с дочкой мы не собирались, но почему-то это объявление запало мне в душу, и я распечатала его среди многих других вариантов.
Вечером дочка забежала ко мне поболтать, и наш разговор, как всегда, свернул на больную тему:
– Знаешь, Малыш, нужно на что-то решаться, цены растут быстрее, чем наши возможности. За полгода уже удвоились. В пригороде пока цены ниже, может, подадимся подальше? Мою продадим, а две рядом, но в пригороде, купим через ипотеку. Все-таки аванс за каждую получится больше половины, выкрутимся? А еще я видела объявления про частные дома, благоустроенные. Тоже недалеко от города. Если комнат несколько, то мы могли бы жить вместе…
– Мам, ну какие из нас сельские жители? Вот будем с тобой две женщины в деревне. Не придумывай. А первый вариант давай просчитаем. Ты, поди, и варианты новостроек распечатала?
– Естественно, сейчас отберу.
– Давай все, я сама быстрее выберу нужное, ты без очков.
– На.
– Так. Верхняя Пышма. Это совсем рядом, посмотрим. Садовый, тоже неплохо. Новоберезовск, отлично. Арамиль, это где?
– Это за Химмашем.
– Ну его, далеко. А это что? Где это?
– За Березовском, 15 км от города. А что ты смотришь? Это же про дом…
– Ага. Слушай, а давай, посмотрим!
Это было то объявление, которое запало мне в душу.
– Я-то с удовольствием. Но ведь ты не хотела…
– Не знаю, оно меня завораживает. Давай звонить.
Мы созвонились с хозяином и, на ночь глядя, в полной темноте, прихватив в качестве советчика старшую дочь, поехали на смотрины. С Уралмаша, не зная дороги, домчались за 25 минут. Это произвело впечатление. Мы ехали по деревне, разыскивая нужный адрес. Дорога петляла, явно повторяя изгибы заледеневшей реки, протекавшей, скорее всего слева под откосом. Справа на горе утопал в снегу хвойный темный, почти черный лес. За очередным поворотом мы выехали на мост через реку, дорога пошла в гору, и сразу за мостом, на высоком берегу открылся вид на церковь, едва голубеющую на фоне белого снега. Ни огонька не теплилось внутри, но строение было явно ухоженным и значительно превосходящим по размерам обычную сельскую церковь. У меня екнуло внутри, настолько знакомой показалась мне эта церковь. Полное ощущение дежавю. Но ведь я никогда здесь не была… Или была? В той медитации? Ничего себе!
Нашли нужный адрес, хозяина еще не было, и мы припарковались в узкой (из-за огромных сугробов по бокам) улочке у странного домика, не похожего ни на что. Три странных женщины, в странном месте, у странного домика сидели в машине, пялились на нечто, крошечное по сравнению со стоящими рядом коттеджами, напоминавшее в темноте сказочную башенку или теремок. Такие строились в боярских дворах и служили для заточения непокорных боярских дочерей.
Мы, все трое, почти ничего не говорили, только глупо хихикали от счастья. Даже старшая, просто приехавшая за компанию, и то попала под впечатление, а мы с младшей просто влюбились. Любовь с первого взгляда. Первый этаж, обложенный каким-то старым, видимо, под старину, кирпичом, с узкими, как бойницы, окнами, резко контрастировал со вторым, из бруса, с огромными, почти во всю стену окнами. Третий этаж, а точнее, крошечная дощатая мансарда, завершала строение, которое в высоту было явно больше, чем в основании. А крыша… У меня захватило дыхание: крыша имела такую странную форму, что я не сразу поняла, что она представляла собой. Два сложенных тетраэдра. И стеклянные стены. Я представила, что в любой точке второго этажа ночью видно звездное небо, и поняла: вот оно, то решение, которое я долго искала, но так и не могла найти в своих фантазиях. У меня уже не было сомнений, что мой ангел, лучше меня знающий мои мечты, привел меня сюда.
Нам уже было почти все равно, что дом представляет собой изнутри, насколько он практичен, из чего у него фундамент и как он отапливается. Мы сидели в машине и прикидывали свои финансовые возможности. Все складывалось. Получалось, что если мы продадим квартиру, дачу и возьмем вполне удобоваримый кредит (всего года на три, это вам не тридцать лет!), то мы справимся. Пришел хозяин, странный, симпатичный, но слегка сумасшедший парень. Показал нам в полумраке 1-й этаж и почти в темноте – 2-й. Свет был проведен не всюду. Дом изнутри показался нам больше, чем снаружи. Такое впечатление он, оказывается, производит на всех. Более того, в треугольные стены второго этажа было заключено практически кубическое помещение. Загадка архитектуры.
В полумраке первого этажа суровым величием веяло от грубого, не обработанного бруса. И даже торчащая из щелей пакля не вызывала ощущения отсутствия отделки. Высоченные потолки и камин придавали единственной комнате первого этажа вид средневекового замка, а стеклянные стены второго со всех сторон окутывало звездное небо. Больше ничто не имело значения. Хозяин дал нам адрес агентства, и наутро мы с дочерью уже вносили аванс. За дом, построенный не по проекту, на земле, на которую истек срок аренды. Короче, за дом без документов. Именно поэтому его цена оказалась доступной для нас. За риск. Агентство обязалось за пару месяцев выхлопотать хоть какие-нибудь документы, а мы – собрать деньги.
Удивительно, но я была абсолютно спокойна. Все будет хорошо. Мой ангел указал мне путь, он не даст нас в обиду. Все сложится. И документы, и деньги. Мысленно я уже сжала цветы на странном, треугольном участке…
https://ridero.ru/books/drugaya_realnost_4/

Февраль 2006

Недавно, на Рождество, Патриарх Всея Руси вдруг выдал такой перл, что «мама дорогая». Он просто открыто признал, что та благодать Божья, которую люди ощущают в церкви во время великих праздников, по сути, является нисхождением космической энергии! Я сразу поверила. Действительно, ощущение очень похоже на то, которое испытываешь во время заочного сеанса, принимая энергию сотворения, или во время медитации, ощущая энергию божественной любви. Итак, не важно, какой практикой ты пользуешься и какими словами называешь получаемую энергию. Значит, если ты можешь получать такой же духовный опыт без посредства церкви, то зачем она вообще существует?
Чем старше становишься, тем больше вопросов. Я не отрицаю Христа, но почему-то образ в моей душе сильно отличается от образа евангелического. И кто сказал, что он истинный именно там? Если моя душа – голограмма души Вселенной, то кто скажет, что я не права? Тот, кто осуждает мироощущение другого человека, ставит под сомнение, что Бог есть все, что он всеобъемлющ, и он – в каждом, только ощущают его все по-разному. Каждый чувствует в себе тот его аспект, который позволяет познать уровень его душевного опыта. И нет правильного и неправильного представления о нем, есть только неполное. Нет окончательного решения, есть только Путь. Мы слишком многое пропускаем через сознание, а “зорко одно лишь сердце”. Я давно уже пытаюсь не вступать в полемику, в которой спорят не ради истины, а ради того, чтобы показать свое превосходство. Чаще всего такие споры возникают вокруг чужих мыслей и чужих высказываний. То, что приняла Душа, не нуждается в подтверждении и одобрении.
Возможно, жестоким Христа сделали те, кто канонизировал именно эти Евангелие, чтобы внушить людям БОГОБОЯЗНЕННОСТЬ вместо ЛЮБВИ, чтобы легче было ими управлять? Вспоминаю Лазарева: отношение окружающих во многом зависит от твоего собственного уровня внутренней агрессии. “Стучи в собственную душу”, – точно и метко написал мой приятель, бывший бродячий проповедник Савва. И я бы добавила: стучите в души детей.
Летом, в деревне, дружила с соседской малышней, особенно с 10-летней девочкой Викой. Впервые увидав ее, я испытала ужас: она кричала, грубо, зло, грязно, отвратительно. Мне показалось, что этот ребенок озлоблен на весь мир. Потом мы подружились и, гуляя по лесу, болтали о красоте и гармонии открывающихся пейзажей (девочка рисует). Разговор зашел о мечтах и планах. Я ожидала чего угодно от девочки, живущей впроголодь: уехать в город, наесться досыта, купить тряпку. А она совершенно серьезно сказала: “Хочу, чтобы люди никогда не болели”. Вот такие сюрпризы можно получить, если достучишься до чьей-то души…
В интернет-журнале “Эрфольг” в рубрике “Эпицентр” опубликовали в несколько сокращенном варианте мой роман “Мозаика любви”, части 1 и 2. Это тоже – эволюция души. Написана она более двух лет назад. Конечно, все течет, и я уже далеко не та, но и это тоже я. Эта Книга – мой первый шаг к Книге Любви Планеты Земля. Моя попытка начать с себя.
Март 2006

В это трудно поверить, но вокруг меня нет людей, которые бы раздражали меня, мешали бы мне жить. Я даже в прошлом не могу найти ни одного человека, на которого бы у меня осталась обида. И нет врагов. Возможно, это просто Богом данный характер. Я в чистом виде холерик, чего в природе практически не бывает. И я не умею лелеять страдание внутри себя. И уже разучилась его причинять. Много лет назад я сделала для себя вывод: ”Господи, пошли мне друзей, чтобы было с кем разделить мою радость, а с бедой я справлюсь сама”. Так происходит с тех пор: чужую боль принимаю, своей предпочитаю не делиться, потому что, пережив и справившись, становлюсь мудрее. Не “умнее”. Это для меня два разных понятия. Мудрость для меня – опыт плюс доброта. И, если мои представления о мире не соответствуют чьим-то, то вопрос о правоте не стоит вообще.
Для меня каждый человек прав. Правда у каждого своя, а Истина одна. И для меня она в том, что все мы едины и равны перед Богом, что Господь сотворил нас с любовью, что любовь была и инструментом творения, и его конечной целью. Через нас Бог воплотил себя физически и смотрит на физический мир нашими глазами, через нас ощущает красоту мира и слышит шум ветра и пение птиц. Пусть через одних он получает опыт страдания (а ему это приятно, когда страдает его дитя?), а через других – опыт земного счастья.
Каждый сам выбирает дорогу, которой идти. Я научилась не осуждать. Если делать акцент не на том, что нас разъединяет, а на том, что сближает, то даже в выпадах в свой адрес можно увидеть чужую душевную боль. Я уважаю право других людей быть не такими, как я. То, что мы по-разному воспринимаем мир, – не препятствие, а повод для знакомства!
Я чувствую себя вполне сбалансированным, абсолютно счастливым человеком. Иногда я тоже устаю, иногда просто валюсь с ног. А вчера закрутилась на работе так, что к вечеру нога «отстегнулась». Спасибо моему ангелу, за ночь восстановил мое тело и мой дух. Какое незабываемое ощущение, что кто-то там, вне времени и пространства, знает и любит тебя!
Мне очень хочется, чтобы осознанная каждым цель его жизни не противоречила «программе пребывания» на земле. Понять свою цель – значит, стать здоровым и счастливым.
Пытаюсь найти абсолютный книжный авторитет, «сотворить себе кумира», но, не получается. Книги сверяю по своему, и только своему ощущению: не разрушает мою картину мира - значит, Правда (не Истина, а именно Правда). Раньше не понимала, точнее, не могла объяснить, что такое – мое мироощущение. Сейчас сложилось два и два. Мироощущение – чувство единства и гармонии твоих миров, то есть единства души, сознания и твоего Ангела (по Коновалову) или высшего Я (по Мельхиседеку и другим Учителям медитативных техник познания своего Божественного Аспекта). Просто недавно в голове щелкнуло, и я поняла, что разные люди по-разному называют одно и то же.
Недавно побывала на сайте “Земля и небо”. Меня потряс раздел про медитацию сердца. Я поверила, так как уже была готова к этому именно книгами Мельхиседека, в частности, “Живи в сердце”. Он – не только просвещенный учитель, но и эколог, и экспериментально доказал, что медитация в процессе активации своего поля света (Мер-Ка-Ба) очищает атмосферу. У меня эта медитация не получается. А вот медитация вхождения в “священное пространство сердца” – что-то близкое. Но пока я чувствую, что мне еще рано ее проводить. Так вот, на сайте “Земля и небо” собирают людей, умеющих это делать. И в определенное время “А” все, кто хочет способствовать улучшению экологии Земли, объединят свои усилия. Я поверила. Потому что, когда я провожу заочный сеанс одна, ощущения есть, яркие и сильные, но по воскресениям, когда проводится всемирный сеанс одновременно, ощущения такой силы, что не хочется с ними расставаться, а прилив энергии такой, что можно горы свернуть. Но все это – для гармонизации своего мира. А участие в очищении Земли – вот достойная задача. И меня радует, что есть люди, которых это волнует. Все, что делается искренне, близко и понятно, каким бы сложным это не было. А людей ищущих сейчас очень много. Молодежь едет в Индию, и не все – отдыхать и развлекаться. Едут в ашрамы, к Ошо и Сае Бабе. Задумываются пацаны, однако.

https://ridero.ru/books/drugaya_realnost_4/

Февраль 2006

Недавно, на Рождество, Патриарх Всея Руси вдруг выдал такой перл, что «мама дорогая». Он просто открыто признал, что та благодать Божья, которую люди ощущают в церкви во время великих праздников, по сути, является нисхождением космической энергии! Я сразу поверила. Действительно, ощущение очень похоже на то, которое испытываешь во время заочного сеанса, принимая энергию сотворения, или во время медитации, ощущая энергию божественной любви. Итак, не важно, какой практикой ты пользуешься и какими словами называешь получаемую энергию. Значит, если ты можешь получать такой же духовный опыт без посредства церкви, то зачем она вообще существует?
Чем старше становишься, тем больше вопросов. Я не отрицаю Христа, но почему-то образ в моей душе сильно отличается от образа евангелического. И кто сказал, что он истинный именно там? Если моя душа – голограмма души Вселенной, то кто скажет, что я не права? Тот, кто осуждает мироощущение другого человека, ставит под сомнение, что Бог есть все, что он всеобъемлющ, и он – в каждом, только ощущают его все по-разному. Каждый чувствует в себе тот его аспект, который позволяет познать уровень его душевного опыта. И нет правильного и неправильного представления о нем, есть только неполное. Нет окончательного решения, есть только Путь. Мы слишком многое пропускаем через сознание, а “зорко одно лишь сердце”. Я давно уже пытаюсь не вступать в полемику, в которой спорят не ради истины, а ради того, чтобы показать свое превосходство. Чаще всего такие споры возникают вокруг чужих мыслей и чужих высказываний. То, что приняла Душа, не нуждается в подтверждении и одобрении.
Возможно, жестоким Христа сделали те, кто канонизировал именно эти Евангелие, чтобы внушить людям БОГОБОЯЗНЕННОСТЬ вместо ЛЮБВИ, чтобы легче было ими управлять? Вспоминаю Лазарева: отношение окружающих во многом зависит от твоего собственного уровня внутренней агрессии. “Стучи в собственную душу”, – точно и метко написал мой приятель, бывший бродячий проповедник Савва. И я бы добавила: стучите в души детей.
Летом, в деревне, дружила с соседской малышней, особенно с 10-летней девочкой Викой. Впервые увидав ее, я испытала ужас: она кричала, грубо, зло, грязно, отвратительно. Мне показалось, что этот ребенок озлоблен на весь мир. Потом мы подружились и, гуляя по лесу, болтали о красоте и гармонии открывающихся пейзажей (девочка рисует). Разговор зашел о мечтах и планах. Я ожидала чего угодно от девочки, живущей впроголодь: уехать в город, наесться досыта, купить тряпку. А она совершенно серьезно сказала: “Хочу, чтобы люди никогда не болели”. Вот такие сюрпризы можно получить, если достучишься до чьей-то души…
В интернет-журнале “Эрфольг” в рубрике “Эпицентр” опубликовали в несколько сокращенном варианте мой роман “Мозаика любви”, части 1 и 2. Это тоже – эволюция души. Написана она более двух лет назад. Конечно, все течет, и я уже далеко не та, но и это тоже я. Эта Книга – мой первый шаг к Книге Любви Планеты Земля. Моя попытка начать с себя.
Март 2006

В это трудно поверить, но вокруг меня нет людей, которые бы раздражали меня, мешали бы мне жить. Я даже в прошлом не могу найти ни одного человека, на которого бы у меня осталась обида. И нет врагов. Возможно, это просто Богом данный характер. Я в чистом виде холерик, чего в природе практически не бывает. И я не умею лелеять страдание внутри себя. И уже разучилась его причинять. Много лет назад я сделала для себя вывод: ”Господи, пошли мне друзей, чтобы было с кем разделить мою радость, а с бедой я справлюсь сама”. Так происходит с тех пор: чужую боль принимаю, своей предпочитаю не делиться, потому что, пережив и справившись, становлюсь мудрее. Не “умнее”. Это для меня два разных понятия. Мудрость для меня – опыт плюс доброта. И, если мои представления о мире не соответствуют чьим-то, то вопрос о правоте не стоит вообще.
Для меня каждый человек прав. Правда у каждого своя, а Истина одна. И для меня она в том, что все мы едины и равны перед Богом, что Господь сотворил нас с любовью, что любовь была и инструментом творения, и его конечной целью. Через нас Бог воплотил себя физически и смотрит на физический мир нашими глазами, через нас ощущает красоту мира и слышит шум ветра и пение птиц. Пусть через одних он получает опыт страдания (а ему это приятно, когда страдает его дитя?), а через других – опыт земного счастья.
Каждый сам выбирает дорогу, которой идти. Я научилась не осуждать. Если делать акцент не на том, что нас разъединяет, а на том, что сближает, то даже в выпадах в свой адрес можно увидеть чужую душевную боль. Я уважаю право других людей быть не такими, как я. То, что мы по-разному воспринимаем мир, – не препятствие, а повод для знакомства!
Я чувствую себя вполне сбалансированным, абсолютно счастливым человеком. Иногда я тоже устаю, иногда просто валюсь с ног. А вчера закрутилась на работе так, что к вечеру нога «отстегнулась». Спасибо моему ангелу, за ночь восстановил мое тело и мой дух. Какое незабываемое ощущение, что кто-то там, вне времени и пространства, знает и любит тебя!
Мне очень хочется, чтобы осознанная каждым цель его жизни не противоречила «программе пребывания» на земле. Понять свою цель – значит, стать здоровым и счастливым.
Пытаюсь найти абсолютный книжный авторитет, «сотворить себе кумира», но, не получается. Книги сверяю по своему, и только своему ощущению: не разрушает мою картину мира - значит, Правда (не Истина, а именно Правда). Раньше не понимала, точнее, не могла объяснить, что такое – мое мироощущение. Сейчас сложилось два и два. Мироощущение – чувство единства и гармонии твоих миров, то есть единства души, сознания и твоего Ангела (по Коновалову) или высшего Я (по Мельхиседеку и другим Учителям медитативных техник познания своего Божественного Аспекта). Просто недавно в голове щелкнуло, и я поняла, что разные люди по-разному называют одно и то же.
Недавно побывала на сайте “Земля и небо”. Меня потряс раздел про медитацию сердца. Я поверила, так как уже была готова к этому именно книгами Мельхиседека, в частности, “Живи в сердце”. Он – не только просвещенный учитель, но и эколог, и экспериментально доказал, что медитация в процессе активации своего поля света (Мер-Ка-Ба) очищает атмосферу. У меня эта медитация не получается. А вот медитация вхождения в “священное пространство сердца” – что-то близкое. Но пока я чувствую, что мне еще рано ее проводить. Так вот, на сайте “Земля и небо” собирают людей, умеющих это делать. И в определенное время “А” все, кто хочет способствовать улучшению экологии Земли, объединят свои усилия. Я поверила. Потому что, когда я провожу заочный сеанс одна, ощущения есть, яркие и сильные, но по воскресениям, когда проводится всемирный сеанс одновременно, ощущения такой силы, что не хочется с ними расставаться, а прилив энергии такой, что можно горы свернуть. Но все это – для гармонизации своего мира. А участие в очищении Земли – вот достойная задача. И меня радует, что есть люди, которых это волнует. Все, что делается искренне, близко и понятно, каким бы сложным это не было. А людей ищущих сейчас очень много. Молодежь едет в Индию, и не все – отдыхать и развлекаться. Едут в ашрамы, к Ошо и Сае Бабе. Задумываются пацаны, однако.

https://ridero.ru/books/drugaya_realnost_4/

Немного экспериментирую с энергией, которую принимаю в заочных сеансах. Во-первых, можно исключить музыку. Это ничего не меняет, кроме привычного хода сеанса, когда под определенные музыкальные фрагменты происходят определенные действа. Во-вторых, можно отменить ритуал вхождения. Оно все равно происходит, если хочется. В третьих, атрибуты призыва энергии тоже могут отсутствовать. Видимо, энергия уже знает тебя и приходит по первому зову. Точнее – ангел понимает тебя без слов и призывает энергию сам. И в четвертых, лечебный сеанс, когда лечить уже практически нечего, перерастает в нечто больше, это какой-то новый инструмент познания себя. Сознание подкинуло слово «медитация», хотя толком не знаю, что это такое. Нужно бы пополнить свой багаж знаний на эту тему.
Недавно набралась наглости и отправила свой роман «Мозаика любви», написанный уже почти два года назад, в один из интернет-журналов. Выбрала журнал «Эрфольг», он показался мне наиболее интеллигентным. Претендовала на публикацию в рубрике «Эпицентр». Не ожидала ничего, ну кому нужен молодой пятидесятилетний автор? И вдруг ответ от поэта Анатолия Полякова. Всего несколько слов: «Ваш роман, несомненно, заслуживает быть опубликованным». В следующем месяце он появится в интернет-пространстве. Конечно, я бы предпочла бумажный вариант, но средств издаваться за свой счет у меня просто нет, и вряд они когда-нибудь ли появятся.
Позвонил приятель, который написал музыку к моей молитве. Попросил немного переделать еще одно стихотворение, чтобы петь его от лица мужчины. Он выбрал именно его из нескольких, это меня порадовало, потому что я тоже хотела бы слышать эту песню:
На моем берегу тишина,
Низко стелется дым из трубы.
Как всегда, я сегодня одна
На безмолвных просторах судьбы.

Белый голубь на белом снегу,
Будто ангел спустился с небес,
Он хранит на моем берегу
Задремавший заснеженный лес.

На твоем берегу кутерьма,
Блеск салюта и грохот пальбы.
Там в клочки разлетается тьма
Не разгаданной нами судьбы.

Я у печки плету кружева,
Я у стекол узоры краду,
И, возможно, простые слова
Я случайно под утро найду.

Лунной ночью лампадку зажгу,
И о здравье твоем помолюсь,
А как стихнет на том берегу,
Белым голубем в сон твой явлюсь.

Я навею счастливые сны
Белых крыльев пушистой волной.
И шепну на пороге весны:
«Мой далекий, ты снова со мной!»

Мое намерение создать Книгу Любви Планеты Земля вызвало в интернете совершенно разную реакцию. Были письма, поддерживающие идею, в нескольких из них звучал один и тот же мотив: здорово, как это я не додумался сам! Я обязательно буду участвовать! И – тишина. Оказывается, не так просто описать миг счастья. Или вспомнить?
Вторая категория озабоченных юнцов попыталась увести диалог в сторону удовлетворения своей юношеской гиперсексуальности. И третья категория, в том числе мой петербургский друг, Савва, бросились рассуждать, взвешивая все «за» и «против» и ударяясь в софистику.
Самое странное, что все рассуждения кажутся мне лишними. Во-первых, я чувствую, что должна это сделать. Что это будет мой подарок Господу и людям. Во-вторых, эта книга будет свидетельством жизни души, а не свидетельством функционирования сознания. Следовательно, и читать ее будут душой, впитывая положительный опыт Любви, сорадуясь (ну, вот, опять, даже в языке есть слово «сострадать», а слова «сорадоваться» нет), а не осуждая, что такое хорошо и что такое плохо. Это будет книга единения, так как любовь, и как инструмент творения и как его конечная цель, есть то, что делает людей похожими. И уникальными, так как опыт переживания этого чувства у каждого свой.
Все свидетельства субъективны, без сомнения. В этом – их ценность. Их уникальность. Тем большее разнообразие, возможно, найдет в Книге свое отражение. Обманчивы? Никогда. Важно состояние души в ту конкретную минуту, и, что бы ни произошло, сохранить именно то ощущение той минуты. И, если обманутая девушка вычеркнет из своего душевного опыта то мгновение, когда задыхалась от счастья, не боясь быть обманутой, то и писать о нем она не станет. А если она опишет это мгновение как самое счастливое в своей жизни, то потом, когда обида пройдет, оно уж точно останется с ней. А фрау, впавшая в экстаз при прослушивании речи Гитлера, постесняется об этом написать, а если все-таки напишет, то, я думаю, всем будет интересно, что именно вызвало восторг ее души. И это тоже имеет право быть.
И не надо умышленно смешивать значительные события с ощущением счастья. Я разговаривала пока не с очень большим количеством людей, но все совершенно адекватно понимают, о чем речь. Все, кто знает, что в мире есть Любовь, все, у кого она является частью душевного опыта. А те, кто не имеет опыта Любви, вообще на мой вопрос ответить не смогли. То есть на основе моего небольшого опроса я делаю вывод: обычные люди отождествляют счастье и Любовь. А насчет сгоревшей дачи соседа – сильно сомневаюсь. Если кто-то и ловит в такие минуты кайф, то вряд ли сознается. Хотя величие огненной стихии… Но это – другая песня. Насчет аргумента, что нельзя “дробить жизнь”, – категорически не согласна. А кто запретил? А разве жизнь я собираюсь дробить? Просто я хочу собрать все зерна счастья, испытанные человечеством, и испечь из них такой большой каравай, которого хватило бы на всех.
Жизнь, конечно, едина, но моменты возвышения духа до ощущения полной гармонии с миром, до ощущения единения со всем сущим во Вселенной, достигаются каждым по-разному, но общим инструментом и общим результатом, скорее всего, является Любовь. Конечно, ценен каждый миг, но, к сожалению, не каждый миг человек проживает на высочайшем душевном подъеме, не каждый миг интересен другим людям. Важно (в данном конкретном случае, когда речь идет о Книге) не только то, что ты накопил в себе, а то, чем ты можешь поделиться с другими, будучи уверен, что именно этот твой душевный опыт стоит того, чтобы им поделиться.
Возможно, яркая вспышка, озарившая чью-то личную жизнь, стала той недостающей частицей позитивной энергии, которая гармонизирует пространство вокруг нашей планеты? Если человек почувствует, что хочет поделиться своим счастьем, значит, так и будет. И он напишет. Даже если это нужно только ему, даже если у него не будет читателей или будет один единственный. К сожалению, большинство вообще не считают, что им есть, что сказать, а уж писать-то вообще не имеют намерений. И, слава Богу, значит, они просто проживают свое физическое воплощение, не мудрствуя лукаво. Может быть, их вспышки и озарения тоже важны для нас, и, может быть, они-то и есть самые пронзительные и искренние? Вопрос не стоит так: отдай свое, кровное, нам, убогим. Вынь да положь. Не хочешь, не надо, копи в себе. Однако, делясь, становишься богаче, с этим невозможно спорить.
Я думаю, что, читая такую Книгу, кто-то обнаружит для себя новые грани, обнаружит вдруг, что и он был счастлив, но не понял этого, и уж в другой раз не пройдет мимо… Уральская мечтательница? А мечтать не вредно, вредно не мечтать. Нашла в интернете ссылку, рекомендованную моим другом. Любава с Украины. Женщина, поборовшая рак. Автобиография счастливого человека. И даже не важно, фрагмент ли это, или вся биография. Несколько пронзительных образов – и ощущаешь, что все – правда. Внутренняя гармония и желание ей поделиться, сделать немного счастливее всех. И никакого акцента на том, что довелось пережить. Такое впечатление, что с годами женщины начинают острее чувствовать красоту и гармонию. Может, объединиться дамам пожилого и среднего возраста? А мужчины? Как меняется их мироощущение с годами? Конечно, это – не тема. Раскрытие души – вот тема.
Я подхожу к Книге Любви не с позиций сознания, этого хочет моя душа. Если идти от сознания, то можно классифицировать события, давать им оценку, решать, кто достоин, и т.д. Не будет ли попытка человека нарисовать миг счастья тем ключом к своей душе, который ее приоткроет? А у человека с раскрытой душой возникают совсем другие вопросы…
Мой друг написал мне: зачем еще одна Книга Любви, когда уже есть Евангелие?
А я не воспринимаю его как книгу любви. Мне кажется, что в нем много жестокости. И много вопросов возникает у меня при чтении Евангелия. Первый и главный для меня вопрос: так знал Он или не знал, что Он – Сын Божий, до того как?.. Второй вопрос: в чем миссия Его? Нести слово Божие, искупить грехи людские или погибнуть и воскреснуть? Но, тогда, есть вероятность, что и цель – открыться Сыном Божьим. А если знал Он, что воскреснет, погибнув, то в чем подвиг? И почему кто-то решает искупить мои грехи? Он заранее считает меня несостоятельной?
И – воскресли ли все с Ним к жизни вечной? По-моему, единицы. Те, кто шел за Ним с открытой душой. Для остальных жизнь вечная – только результат огромной работы над собой, а этому никто, даже Он, не научит. Или научит? Может быть, если Евангелие придет к тебе откровением. А если нет? Может быть, это – не твой путь? И неужели нет других путей? Сейчас много “учителей”, которые рекламируют различные техники глубоких медитаций, в чем-то микромоделей смерти и воскрешения, только не ради людей, а ради себя, любимого. Иногда даже не души ради, а материального успеха для. Может, и в этом тоже правда – люби себя и спасай себя, ведь ты тоже Сын Божий. Возможно. Но – добивайся успеха за счет других, манипулируя не только их сознанием, но и божественными планами? По-моему, это уже слишком.
https://ridero.ru/books/drugaya_realnost_4/

Тяжелее всех воспринял известие о предстоящем разводе Бек. Все произошло случайно и глупее не придумаешь. Они пришли ко мне втроем: Бек, Валерка и Леха. Просто так, давно не виделись. Забавно: Валерка был моей несостоявшейся любовью, я – несостоявшейся любовью Бека, а Леха – другом моего мужа. И я была уверена, что он – в курсе событий. Жили все трое в одной комнате в общежитии, и я была уверена, что тайн друг от друга у них не было. Узнав, что Семена нет дома, Бек с Валеркой, явно его недолюбливающие, заметно оживились и достали бутылку сухого. Мы непринужденно болтали, обсуждали, в основном, личную жизнь Железнячихи, которая практически жила с ними в одной комнате, потому что у нее случилась любовь к их другу, четвертому жильцу их комнаты. Любовь была взаимная и бурная, поэтому троица и болталась часами по городу. Языки чесали не зло, без излишних подробностей. Бек меня порадовал:
– Все-таки она – мировая баба. Придет, порядок наведет, всех накормит, обстирает. Мечта, а не жена. Даже завидно, что не я – предмет ее страсти. Не знаю, как он, а я с последней стипендии куплю ей букет роз. За все хорошее, что нам перепало.
Валерка его поддержал:
– Согласен. Мы все у нее в долгу. И все завидуем. С такой женщиной переспать – и помереть не жалко. Не то, что некоторые, вроде Багиры. Ни уму, ни сердцу.
Мне кровь ударила в голову:
– Не смей так говорить про нее, ты мизинца на ее ноге не стоишь.
– Я и не говорю, что она – плохой человек, а вот женщина она – холодная. Это все знают.
– Вон, ты каким стал – переспал с женщиной, и вся общага знает!
– Не нападай, я не трепал, а вот Койот при всех брякнул, а я подумал: и правда, холодная она.
– Койот – дерьмо известное, к тому же брехун первостатейный. Любую, кто ему отказал, так ославит, врагу не пожелаешь. А ты уши развесил. А с тобой холодна была, так не ты ли сам виноват? Себя позоришь.
Леха вдруг заступился за Багиру:
– Зря ты, Валерка, про нее так. Она тебе на шею не вешалась.
Бек тоже вмешался.
– Да, ты здесь тоже не в лучшем свете себя показал. Мало ли, кто с кем… Что же, всем докладывать?
Валерка уже понял, что лучше бы ему было промолчать, но по инерции тупо отбивался:
– Да кому – всем? Катерина, поди, и так все знает. А я просто удивился, не знал, что она такая.
– Знаешь, Валерка, не хотела я тебя позорить, но сейчас мне придется сказать. Ты вот поносишь мою подругу, мол, холодная она. А ты хотя бы заметил, что ты у нее первым был? Или так пьян был, что и не заметил? А как ты ее взял, помнишь? Не думаешь же ты, что девушка, которую берут без ее согласия, просто от скуки, по пьяни, должна у тебя в руках в экстазе биться?
Вся троица молча уставилась в пол. Наконец, Валерка не выдержал:
– Не знал я, честное слово. Да и не понял ничего, пьяный был. Ну, не попадались мне девушки!
Он совсем стушевался, особенно неприятно ему было, что такой свиньей он оказался в моих глазах. Неужели это тот парень, который орошал слезами мою ладонь?
– Ну, прости. Хочешь, я у Багиры прощение попрошу?
– Знаешь, понимать нужно, с кем можно – по пьянке, а с кем – нельзя. А твое извини ей сейчас – что мертвому припарки.
– Что же мне делать?
– Хотя бы не болтай.
– Слова дурного про нее не скажу.
– Уже хорошо. И хватит об этом.
Бек обрадовался:
– Может, пулечку распишем?
Мне идея понравилась:
– А что? Сейчас Малыша покормлю, спать уложу – и вперед.
Валерка встал:
– Не, я пойду.
– Обиделся?
– Нет, у меня сегодня встреча с земляками, нужно еще в общагу забежать, душ принять.
– Тю, проблема. Вон, полезай, воды не жалко. Сейчас полотенце дам.
Он обрадовался, что не нужно никуда бежать. Я сполоснула ванну, дала ему полотенце. Он спросил:
– Кать, а где тут у Семена бритва?
Я так растерялась, что брякнула:
– Не знаю.
Он смотрел на меня недоверчиво, и я сдалась:
– Нет здесь его бритвы. Он с бритвой ушел.
– Как ушел? Куда ушел?
– Туда, откуда пришел.
– Он что, ненормальный?
– Нет, это я – ненормальная. Я его об этом очень попросила. Еще вопросы есть?
– Вот дурак, влез со своей бритвой!
– Да, ладно. При чем здесь ты? Мойся, а то опоздаешь.
Я пошла кормить Малыша, мы поиграли, я рассказала ей пару сказок, и она уснула. Когда я появилась на кухне, оживленный до моего прихода разговор сразу стих. Ребята сидели, потупившись. Сдали карты, и началась игра. Играли молча, вяло, без азарта. Обычно каждый неверный ход сопровождается каскадом шуток, но сегодня плохо играли все, но никто никого не подначивал. Мне стало скучно. Я люблю игру больше за атмосферу доброжелательных подколок, чем за напряжение извилин, и поэтому решила нарушить молчание:
– Что вы, братцы, приуныли?
Бек отодвинул карты:
– Что-то в голову ничего не идет. Может, ну его?
Леха посмотрел на Бека, потом на меня:
– Ты уж нас извини, Катюха, но мы все слышали.
– Да? Ну, и что?
Пока Леха подбирал слова, Бек не выдержал:
– Ты так спокойно об этом говоришь! Ведь Семен, в общем-то, не плохой парень. Не понимаю я тебя. Жили-жили, и вдруг…
– Брось, не бери в голову.
– Да я тебя понять хочу, чего тебе надо? Жили не хуже других, дочку вон какую народили, чего еще?
– Бек, ну, ты же знаешь меня. Мне или все, или ничего. А «как все» меня не устраивает.
– Ты всегда упрямая была. Знать бы тогда, чем это кончится, не отпустил бы.
Неожиданно голос подал Леха, про которого мы чуть не забыли:
– Чего уж старое вспоминать? Кто только на нее на первом курсе не зарился, а подойти боялись. Уж очень у тебя, мать, язычок острый был!
– А я и сейчас не ангел, если что не по мне…
Бек подхватил:
– Это я по себе знаю. А тебе, Леха, не советую даже пробовать.
– Я вам обоим не советую. Эх, устроили вечер воспоминаний. Лешка, тащи еще бутылку! Я знаю, у тебя есть, да ты стесняешься. Тащи, такие разговоры посуху не ходят.
Леха не заставил себя упрашивать. Разговор затянулся заполночь. Вспоминали, в основном, первый и второй курсы. Дальше у каждого была своя жизнь, в которую не хотелось впускать посторонних. Это был суд, на котором каждый судил себя, а народные заседатели всегда выносили оправдательный приговор. Мотивы мягкости приговора были разные: от отсутствия состава преступления до истечения срока давности. Хороший был вечер.
Уже светало, когда неожиданно вдруг вернулся Валерка. Разговор сменил русло. Долго решали, бить рабфак или нет. Бить надо, решили большинством голосов. Остался вопрос: когда? До сборов или после? Все были настроены воинственно, и не без оснований. Дело в том, что все старшекурсники переехали в новое общежитие, и только Али остался в старом, так как у него была беременная жена, и он не хотел ее дергать, тем более что оставалось-то всего пару месяцев дожить. На освободившиеся места поселили рабфак, который в этом году подобрался борзый, дальше некуда. Все ребята после армии да с заводов.
– Али им не понравился, попросил не орать в комнате для занятий, – рассказывал Валерка. – Его избили, он сопротивлялся, наставил синяков. Всем за драку попало. Рабфаковцев уело, что один «черномазый» так уделал почти дюжину служивых, и они сменили тактику: гасят свет и нападают всей кодлой в темноте, набрасывают на голову одеяло и метелят. Не смертельно, чтобы следов особых не было, но регулярно и унизительно.
Я была возмущена не меньше Валерки. Еще бы! Али был милым, тихим, самым интеллигентным из таджиков, был любящим мужем, не пил, хорошо учился и вдруг нарвался. Я поддержала:
– Рабфак, конечно, нужно поучить, но, смотрите, за драку выгонят и не посмотрят, что дипломники!
Бек грустно констатировал:
– Уже. Серегу отчисляют.
– Какого Серегу?
– Туркмена. Из нашей комнаты. С ним-то Железнячиха и прощается.
– Да вы что, с ума сошли? Его-то за что?
Валерка рассказал:
– Серега зашел в старую общагу к нашим девчонкам. В это время вбежала жена Али, вся в слезах, и закричала, что Али опять бьют. Серега схватил стул и побежал на выручку. Рабфаковцы разбежались, Али был спасен и на следующий день уехал на родину – повез жену рожать. Рабфаковцы нажаловались, все свалили на Серегу, его вызвали в деканат, припомнили все подвиги, а он-то у нас не ангел. Приказ об отчислении уже готов, декан передал его в ректорат на подпись.
– Так еще не подписали?
– На днях подпишут.
– Вот что. Али приедет – заберите к себе, чтобы стычек больше не было. А завтра все – к ректору. И прямо ему все рассказать, может, разберется. Серегу спасать надо!
Бек не выдержал:
– Какая ты рассудительная! А морды бить? Так оставить, чтобы с рук сошло?
– Морды бить, конечно, нужно. Но сначала к ректору, потом дипломы получить, а то всех поотчисляют. А потом надавать от всей души.
Леха поддержал:
– Правильно, сейчас главное – Серега и защита. А потом научим их дружбе народов.
На том и порешили. Бек с Лехой начали клевать носами и ушли в комнату спать. Мы сидели с Валеркой на кухне. Он все еще чувствовал себя неловко:
– Жаль, что сегодня все так вышло. Мне бы не хотелось, чтобы ты считала меня подонком.
– Брось, кто из нас не делал гадостей ближнему своему? Хочется верить, что это – ошибка, а за ошибки не судят.
– Нет, это – не ошибка. Свинеешь постепенно, и не замечаешь, пока тебя носом не ткнут. Кто бы другой сказал, я бы наплевал, и дело с концом. А от тебя больно слушать. Сам грязью оброс и думаешь – нормально, все так. Оказывается, не все. Давно мы с тобой не разговаривали, я уже и не думал, что для меня это важно. А сегодня щемит весь вечер.
– Поэтому и пришел?
– Да.
– Значит, еще не освинел окончательно. И хватит об этом. Таких, какими мы были тогда, уже нет. И бесполезно горевать об этом. Если бы нам сказали тогда, какими мы будем, мы бы обиделись.
– Да, я сегодня вспомнил, какими мы были, и мне стало стыдно.
– Нам сегодня всем было стыдно за себя. Знаешь, пока мы еще способны на такой стыд, еще не все потеряно.
– С тобой очень легко разговаривать.
– Это потому, что мы давно не виделись и скоро расстанемся навсегда. Но ты, все-таки, не приходи больше.
– Почему?
– Мы ушли добровольно из жизни друг друга, и незачем зря теребить прошлое.
– Зря?
– Да. Такие сантименты хороши, когда редки.
– Хорошо. Я больше не приду. А ты все такая же. Как тогда.
– Нет, просто ты не знал меня эти годы, и тебе так кажется. У меня к тебе просьба: не говори никому о нашем с Семеном разводе, и ребят предупреди.
– Обещаю, можешь не беспокоиться. Тебе сейчас очень плохо?
– Плохо? Нет. Трудно – да. Но трудности пройдут, не вечно же я буду безработной, бездомной студенткой с ребенком на руках. Я справлюсь.
– Может, тебе лучше не разводиться с Семеном?
– Нет, все решено.
Тогда я еще не знала, что Хабаровск в последнюю минуту откажет мне в работе, а, следовательно, и во всем, с этим связанном: зарплате, крыше над головой, яслях. И мама просто скажет: «Не приезжай, я от своей устала, а тут еще твоя будет бегать орать!».
Мы досидели до утра, говоря о планах на будущее, надеждах и детях. Он рассказывал мне о своем сыне, и я радовалась, что семейная жизнь его не так уж бедна, как я думала. Появились ребята, они так и не смогли заснуть на моих досках. Я выпроводила всех и вздремнула пару часов.
Суд прошел без сучка, без задоринки. Правда, идиотские вопросы довели меня до слез, но Семен вел себя удивительно благородно:
– Да, все написанное в заявлении, – правда. Я не хочу развода, но, если она не хочет со мной жить, все бесполезно. Я согласен.
Нас развели. Мы еще посидели на скамейке возле суда, покурили и разошлись в разные стороны. Каждого из нас ждала новая жизнь, и нас объединяло то, что мы были оба никому не нужны. Э, нет. Я была нужна моей дочке. И у меня не было права распускать нюни. Почему-то я была твердо уверена, что впереди меня ждет замечательная, полная любви и гармонии, жизнь.

https://ridero.ru/books/drugaya_realnost_4/

Семен приехал неожиданно, не сработались они с Валиком. Этого и следовало ожидать после всего, что здесь происходило. Он вошел, глянул вокруг – и сразу все понял:
– Что тут произошло?
– То, что должно было.
– Ты подала на развод?
– Да.
– Я знал, что ты какую-нибудь подлянку мне устроишь, пока я там.
– Ты догадливый.
– Когда развод?
– В начале июня. Повестка придет – уточню.
– Изменить уже ничего нельзя?
– Нельзя.
– А Багира здесь что делает?
– Мне помогает.
– Ты ее позвала специально, чтобы я сразу ушел? – он начал заводиться.
– Нет, я об этом не думала. Я предполагала, что ты помнишь о нашем уговоре, а раз нарушил его, значит, не против развода.
– Я тогда об этом не думал.
– Мне уже все равно. Твои вещи дома.
– Там знают?
– Да.
– Ты им все рассказала?
– В общих чертах, без подробностей.
– И как они?
– Бабушка считает меня предательницей, мать сильно озабочена твоим будущим, переживает за тебя.
– Как Малыш?
– Хорошо.
– А ты подумала, что у нее не будет отца?
– А ты?
– Я не хочу развода.
– А я хочу. И не воображай, что бедный ребенок будет без тебя несчастен. Если ты думаешь, что можешь ее осчастливить самим фактом присутствия, то ты не прав.
– Я смогу ее видеть?
– Если очень хочешь, то пока можешь.
– Пока?
– Ты же знаешь, мы скоро уедем.
– Спасибо за пока. Она сейчас спит?
– Да.
– Тогда я могу прийти завтра?
– Приходи после двух, она как раз проснется, поиграете.
– Ладно. Я вижу, мне пора уходить.
– Подожди, у меня к тебе один вопрос.
– Валяй.
– Ты скажешь на суде, что согласен на развод?
– Ну, уж нет!
– Скажешь.
– Я что, ненормальный? Мне это ни к чему.
– Очень даже к чему. Не дашь согласие – останешься с незаконченным высшим образованием.
– Ни фига себе! Это что, – шантаж?
– Да. Тебе без меня не разобраться и к защите не подготовиться. Жить я с тобой все равно не буду, не сейчас, так в другой раз все равно разведут. Смотри, останешься и без семьи, и без диплома.
– Я подумаю. Не знал, что ты такая… Теперь все?
– Нет. Завтра же зайди к Завадскому, выслушай замечания, запиши дословно. Делай умное лицо. Потом – ко мне.
– До завтра?
– Угу.

В кухне тотчас после его ухода появилась взволнованная Багира:
– Ну, как?
– Спасибо, хреново, но могло быть хуже. Твое присутствие заставило его держаться в рамках дозволенного.
– Развод даст?
– Еще не знаю, но, кажется, даст.
– Ну, вот, еще одна гора с плеч свалилась!
– Еще не свалилась. Начнет сейчас каждый день ходить, ребенком попрекать, родственниками. Лишь бы никого из стариков кондратий не хватил, а то скажут, что я виновата. Свалить бы отсюда поскорее!
Шли дни, Багира вернулась к себе, и мы с Малышом остались вдвоем. Багира была нема, как рыба, но слухи о нашем разводе начали просачиваться, вовлекая в пучину событий все большее число людей. Через пару дней пришел подвыпивший Игорь и с порога спросил тоном, не допускающим никаких уверток:
– Катерина, ты это все совершенно серьезно с Семеном?
– Абсолютно.
– Назад хода нет?
– Нет!
– Искренне за тебя рад.
– Серьезно?
– Час назад пришел ко мне Семен и сказал, что ты его выгнала. Знаешь, что я ему ответил?
– ???
– Я всегда знал, что Екатерина у тебя – умница.
– Игорь, ты мне льстишь. А Семен что?
– Повернулся и ушел. Если не секрет, что случилось?
– Ничего особенного. Второй закон диалектики.
– Понял. Количество выпитого перешло в качество бытия? А каковы шансы, что вас разведут?
– Fifty-fifty.
– Ясно. Надо что-то придумать. А как родственники? Еще не начали тебя осаждать?
– Осада идет полным ходом.
– А ты как – держишься?
– Ага, как иностранный резидент на допросе в КГБ – делаю вид, что не понимаю по-русски.
– Молодец. А когда суд?
– Второго июня. Сегодня повестка пришла.
– Так скоро? А у меня друг разводился, так только через два месяца назначили. Я и не думал, что так скоро. Ты когда подала?
– Дней десять назад.
– Значит, когда ты деньги приносила, все уже было решено?
– Да.
– Почему же ты мне не сказала? Может, я смог бы чем-нибудь помочь!
– Думала, если Семен захочет, сам скажет. Не хотелось за его спиной договариваться о чем-то с его друзьями.
– Ну, может, ты и права. Но запомни: я такой же его друг, как и твой.
– Спасибо. Мне важно было это услышать.
– Ты в тот раз пришла, я подумал: что-то случилось. Влюбилась, думаю. Понимаешь, вид у тебя был такой изможденный, а сама так и светишься, а осанка такая гордая… Я еще подумал: все, Семен, упустил ты свое счастье! Здорово, видно, он тебе насолил, если у тебя от одной мысли о разводе осанка изменилась! Ну, дай Бог тебе удачи!
Он ушел, а на душе у меня потеплело. Все-таки я боялась, что его друзья будут меня осуждать. Пару раз заходил Шуренок. Потом стал наведываться чаще. Когда он пришел первый раз, то на вопрос, где Семен, получил вполне правдивый ответ:
– В деревню поехал, с Валькой. На недельку, может, подзаработает.
Шуренок попросил у меня довольно редкую книгу, которую мне посчастливилось достать. Я пошла в комнату, он последовал за мной. Мои книги стояли стопками в углу. Он перевел вопросительный взгляд с меня на пустую стену, к которой он сам помогал Семену привинчивать стеллаж, и я уже начала судорожно прикидывать, что ему сказать, но он ничего не спросил. Через несколько дней он зашел еще раз, я снова сказала, что Семена нет.
– Разве он все еще не приехал?
– Приехал, но он у родителей. Здесь Малыш шумит, заниматься мешает.
– Так он что, вообще здесь не бывает?
– Почему? Заходит иногда. Он тебе нужен?
– Да, нет. Просто, давно не виделись. Я вообще-то к тебе. У меня тут кое-какие сомнения появились…
Если он говорил, про сомнения, значит, у него появилась идея. В плане научном мозги у нас с ним шевелились удивительно синхронно, и мы понимали друг друга с полуслова. Мы немного посмаковали его идею, и остались очень друг другом довольны. Вдруг меня осенило:
– Слушай, а ты знаешь, что у твоей системы есть аналог?
– Да ну тебя, я всю библиотеку перевернул.
– Серьезно. Я случайно на статью наткнулась, не по моей теме. Интересно стало, я и влезла. Знала бы, что это для тебя интересно, записала бы координаты.
– Да, ситуация. Велосипед изобретаю?
– Нет, не выдумывай. Твоя система лучше. Просто у исследования объект тот же.
– Все равно посмотреть надо. На защите обязательно спросят: а чем ваша система отличается от предшествующих? Я специально и искал, чтобы сравнить. Надо найти. А то у меня и теоретическая часть куцая: дано, ход рассуждений и эффективность. Если я – первый, то это нормально. А если нет… Ты хоть примерно помнишь, где это?
– Подожди, соображу. Систему они назвали как-то слишком красиво, что-то вроде цветка. А, вспомнила, в сборнике все фамилии на «кас» заканчиваются, прибалты, то ли латыши, то ли эстонцы. Фамилия типа Василяускас. Так, вспомнила, сборник Вильнюсского университета, год 72-й или 73-й.
– Научные труды?
– Нет, сборник статей, сам по себе. Желтый.
– Может, по реферативным журналам посмотреть?
– Едва ли найдешь по РЖ, название-то у статьи какое-то левое. Слушай, я смежные области прочесывала, то есть надо искать либо в АСУ, либо в экономической кибернетике, либо в информатике.
– Ладно, попробую, спасибо за подсказку.
– За такие подсказки бить надо. Пойди туда, не знаю куда…
Заплакала дочка, и я вышла его провожать с ребенком на руках. Шуренок, слегка потупясь, вздохнул:
– Я тоже такую хочу.
– За чем же дело стало?
– Да, все не получается. Мы с женой почти не видимся. Я днем то на работе, то в читалке. А вечером она на студии. Она приходит – я сплю. Я ухожу – она спит.
– Успеете еще, какие ваши годы! Ну, беги.
Он ушел, а мне взгрустнулось: жаль, видно, и у них не все гладко. Уж он-то заслужил!
Он заходил еще несколько раз. Статью он ту, хотя и с трудом, но нашел и был доволен. Его система, действительно, была намного интереснее. О Семене он больше ни разу не спросил, будто его и не было. Несколько раз предлагал помощь: в магазин сбегать, с Малышом посидеть, пока я на консультацию схожу. Убедится, что у меня все нормально, справляюсь сама. Поболтает пол часика и убежит. И никаких претензий, ничего от меня не нужно. Все-таки есть мужчины, которые умеют просто дружить.
https://ridero.ru/books/drugaya_realnost_4/

Мне срочно нужна была помощь. Единственным человеком, чью помощь я могла легко принять, была Багира. Дозвониться до нее было сложно, и мы отправились в общежитие своим ходом. Дома ее не оказалось, и я оставила ей записку: «Семен в отъезде, нужна твоя помощь, приходи, если сможешь, с вещами на недельку». Уже через пару часов она была у нас с парадно-походным портфелем, вместившим все самое необходимое.
Мы сели обедать, и я вкратце обрисовала ей ситуацию. Багира ахнула:
– Так я и знала, что что-то случилось, просто так ты бы мне такую записку не написала.
– Не бери в голову, на баррикады идти не нужно, все уже решено, остались технические детали. Вот тут-то ты мне и понадобишься.
– Что делать-то нужно?
– Ничего особенного, посиди с Малышом, пока я бегаю по городу. Мне нужно в сберкассу, марку купить, потом в суд, потом к машинистке, диплом его отдать печатать, он его все равно уже переписать не успеет, а потом – самое страшное. К свекрови.
– А к свекрови зачем?
– Хочу, пока Семена нет, вещи его перевезти, чтобы он сюда за каждой мелочью не мотался.
– Ясно. Прямо сейчас побежишь?
– Ага. Дел полно. Манка и толокно под окном, молоко – в ванной. Проснется – покормишь. Если очень будет шуметь – оставь одну. Пустышку дашь, игрушки. Чистые ползунки на этажерке.
– Да иди уже, управлюсь как-нибудь.

К Анюте решила забежать до суда, оказалось, что это по дороге. Анюта долго мялась, потом сказала, что у нее сломалась машинка, потом созналась, что печатает пока медленно и вся работа займет дней десять, так как печатать придется по вечерам. В общем, долго и ненадежно. Я извинилась и ушла.
В суде написала заявление, приложила марку и свидетельство о браке и отдала секретарю. Она внимательно просмотрела документы и вздохнула:
– Никто вас не разведет. Ребенок еще маленький, да и оснований веских нет. Ну, пьет. Так все пьют. Этого мало.
– А что же мне делать?
– Завтра у судьи приемный день, давай я тебя запишу. Приходи завтра, к двум. Поговори, объясни, что и как, может, он и возьмется.
Свекровь жила не далеко от суда, но шла я долго, ноги не несли. Ну, что я ей скажу? Что ее сынок – алкоголик и садист? Ни за что не поверит. Хорошая она женщина, но не могу же я из-за нее жить, как на вулкане. Ладно, скажу все, как есть, но помягче и без подробностей. Надо же, а ведь в этой семье меня и Малыша любили все. Все, кроме Семена. Я понимала, что несу в их дом беду, но выхода у меня не было. Встретили меня, как всегда, радушно. Бабушка начала хлопотливо накрывать на стол, а я попросила свекровь выйти со мной в сад.
Мы сидели на маленьких скамеечках за крошечным столиком. Кругом цвели яблони, на клумбе распустились первые нарциссы. Свекровь вдохнула запахи сада и блаженно протянула:
– Хорошо-то как здесь! Ну, рассказывай, что у тебя случилось? Семен уехал?
– Да, сегодня утром.
– А внучка моя где?
– С ней Багира сидит.
– А как у вас с дипломами?
– Вот об этом я и хотела с вами поговорить. Семен уехал, а он еще не разу не был у руководителя диплома. Если я в ближайшие дни не принесу его диплом, Завадский от него откажется, а больше его никто не возьмет. Мне срочно нужна машинка, чтобы перепечатать черновики.
– Так. Машинка, машинка. Ладно, попробую взять на работе. Завтра у меня с утра две лекции. Так. Часов в одиннадцать я ее тебе занесу. Слушай, а зачем его перепечатывать? Отнеси черновики, все равно перепечатывать придется.
– Не могу. Завадский мой почерк знает, я тоже у него пишу. Придется после исправления замечаний снова перепечатывать некоторые листы.
– Это что же получается? Ты ему весь диплом написала?
– Не весь еще. Практическую часть нужно доделать. Да вы не расстраивайтесь. Ясно ведь, что Семен никогда не будет работать по специальности. А мне даже на пользу. Темы у нас очень разные, так что мне даже интересно.
– А чем же он все это время занимался?
– Как всегда. Стихи писал да вино пил.
– Катюша, что же ты его не заставила? Он тебя всегда слушался.
– Мое влияние на него вы сильно переоцениваете. А браться за диплом ему уже поздно, я за него эту тему с 3-го курса веду. Ему бы, дай Бог, к защите по готовому разобраться!
– Надо же, какой бездельник! Приедет, я ему дам. Зачем только ты его отпустила!
– Я его не просто отпустила, я его уговорила.
– Что-то я тебя не понимаю.
– Я на развод подала. Сегодня.
– Час от часу не легче! Диплом на носу, а она развод затеяла. Завтра же пойдешь и заберешь заявление. Потом разберетесь.
– Заявление я не заберу, а связи между учебой и разводом не вижу вообще.
– Упрямая ты. Да что случилось, объясни толком.
– Пьет он в последнее время все больше, а в пьяном виде теряет над собой контроль. Пропивает все до копейки, занимает, у кого попало, я потом выкручиваюсь. А с месяц назад напился так, что поднял на меня руку. Я, естественно, сопротивлялась, дошло до драки. Я была вся в синяках и хотела его выгнать, но он меня умолял, обещал не пить. Месяц держался. А вчера все повторилось, только еще хуже. Боюсь я его, вот и все дела.
– Не может быть, чтобы Семен – тебя! Просто ерунда какая-то. Ты, наверное, преувеличиваешь.
Я молча закатала рукав у платья – вся рука выше локтя была в синяках и кровоподтеках.
– Дальше раздеваться?
– Какой кошмар! Нет, этого, действительно, нельзя прощать! Какой подлец! А что мы скажем отцу, бабушке с дедом?
– Не знаю, придумайте что-нибудь. Я вам завтра перевезу его вещи. Вернется к вам. Скажете, что дома Малыш мешает ему заниматься, у него защита раньше моей. После защиты он сразу уедет в лагеря, потом уеду я, и все как-нибудь образуется.
– Да, это выход на время. Правда, бабушке лучше сказать, а то она что-нибудь заподозрит, и такой шум поднимет, что буде еще хуже.
Я молчала, свекровь прикидывала:
– А, может, вас еще и не разведут!
– Это не имеет значения. Все равно я с ним жить не буду.
– Так, так. А куда же я его дену? По распределению он теперь не поедет, в армию его не возьмут. Будет тут пьянствовать, хулиганить, а у меня дочь растет.
– У меня тоже.
– Мало мне с его отцом хлопот, теперь еще и с ним! Что же мне с ним делать?
– Пошлите его, пока не поздно, в ЛТП.
– Какая ты, Катерина, бесчувственная! Он мне сын все-таки!
– Может, сам пусть решает? Давайте, договоримся, когда я вам вещи завезу.
– Ох, не знаю. У меня и вечерники, и заочники, и дипломники. Пойду с мамой поговорю, посиди немного.
Она тяжело поднялась и пошла в дом, а я закурила. Минут через двадцать меня позвали, свекровь встретила меня в дверях:
– Катюша, я сказала бабушке, что еще ничего не решено, просто ты его хочешь немного повоспитывать.
– Мне все равно.
– Я с ней договорилась, она всегда дома. Ты когда приедешь?
– Дня через три. Нужно сначала диплом напечатать.
– Ой, чуть не забыла. Машинку завтра принесу.
– Хорошо.
На крыльцо вышла бабушка с непроницаемым лицом. Вид у нее был такой, будто я оскорбила ее лично.
– Ты знаешь, Екатерина, дочка не разрешила мне вмешиваться, но я все равно скажу: ты поступаешь дурно. У мальчика – тяжелая пора, ему нужно заканчивать университет, а ты ему не даешь, мешаешь, заставляешь волноваться.
– Не беспокойтесь, я сделаю все, чтобы он получил долгожданные корочки. Кстати, я тоже заканчиваю университет. Вы не забыли?
Обида душила меня. Я учусь за него уже четыре года. А уж кто кого заставляет волноваться, вопрос отдельный. Впрочем, не стоит так разговаривать с добрейшей старушкой, она все равно ничего не поймет, только обидится. Она стояла с видом королевы, вершащей суд над подданными, и мне стало ее по-настоящему жаль:
– Извините, я очень устала, и не совсем понимаю ваших переживаний по поводу его учебы. Все у него будет нормально, не волнуйтесь. До свидания, мне нужно бежать.

Когда я, наконец, оказалась дома, был уже вечер, дочка спала, а Багира хлопотала на кухне. Мы обменялись впечатлениями дня, на что ушло несколько часов, и легли спать. Давно я не спала таким крепким, спокойным сном!
Утром, как и договаривались, свекровь принесла пишущую машинку, и, вопреки договоренности, устроила мне душещипательную беседу на тему: а не подумаю ли я хорошенько? У меня стало закрадываться смутное сомнение, а так ли уж любили меня в этой семье? Да, своя кровь ближе. Интересно, стала ли бы она уговаривать свою дочь в подобной ситуации? Вряд ли. И все же они были добры ко мне и Малышу, и за эту доброту я помогу Семену защититься. Долг платежом красен. И все. И не уговаривайте меня.
Днем состоялась моя аудиенция у судьи. Был он едва старше меня, самоуверен и ко всему равнодушен. Он задал несколько формальных вопросов и начал выпендриваться:
– Вот вы тут пишете, что муж ваш пьет, вы часто ссоритесь. А до женитьбы он что, не пил?
– Пил, но не так.
– Вот, видите, значит, вы тоже виноваты, не смогли взять его в руки.
– Значит, не смогла.
– И все-таки, почему вы хотите развестись?
– Там все написано.
– Это все?
– Все.
– А зачем же тогда вам развод? Ну, можете просто не жить с ним, а вы хотите формального расторжения отношений. Почему это для вас важно?
– Вы хотите спросить, нет ли у меня другого кандидата?
– Ну, допустим.
– Нет, другого нет.
– Тогда зачем же вам официальный развод?
– Странный вопрос. В ЗАГСЕ ведь не спрашивают, зачем вам официальный брак? И не советуют жить неофициально. Я вас не понимаю.
– Я вас тоже.
– Ну, хорошо, попробую обрисовать формальное положение вещей. В конце июня мы заканчиваем университет. Муж уезжает в военные лагеря, я уезжаю по распределению в Хабаровск. Предполагаю, что потом оформить развод нам будет еще труднее.
– Так. В Хабаровск, значит. Уеду на край света. За романтикой?
– Нет, за длинным рублем.
– Девушка, я с вами серьезно разговариваю. Почему вы едете в Хабаровск? У вас маленький ребенок, и вы имеете право никуда не ехать.
– Зато не имею ни желания, ни возможности. Там мне предлагают работу, ясли и крышу над головой. А тут у меня ничего нет, даже прописки, и никто ничего мне не предлагает. Вот такой поворот судьбы.
– А почему бы вам ни поехать домой, к родителям?
– А, может, я из деревни?
– Ну, и что?
– А вы знаете, какая у меня специальность? – я назвала. – Если вы найдете на карте хотя бы одну деревню, где нужен специалист моего профиля, я – с радостью!
Он немного сконфузился, его знаний о жизни явно не хватало, чтобы давать дальнейшие советы:
– Да, ну, ладно. Как же вы жить-то будете, одна, с ребенком?
– Это мое дело.
– А вы знаете, что суд вас не разведет?
– Разведет. Кстати, а разве суд – это не вы? Как-то вы отстранено о себе говорите…
– У вас нет достаточных оснований.
– А я считаю, что есть.
– Суд может посмотреть на это иначе.
– Никакой суд не может заставить жить вместе людей, которые этого не хотят.
– А ваш муж даст согласие на развод?
– Даст, – заверила я, будто с ним все давно было решено.
– Ну, тогда у вас есть шанс. Если бы вы были более откровенны, возможно, я бы смог вам помочь.
– Извините, мне не хочется говорить с вами откровенно. Если вы хотите мне помочь, то это и так в ваших силах. Назначьте нам слушание дела пораньше, вы же знаете наши обстоятельства, мне бы не хотелось ждать, пока муж вернется из лагерей, а квартиру мы должны освободить в конце июня.
– Ну, хорошо. А начало июня вас устроит?
– Да, вполне, спасибо.
Я встала, но он, оказывается, еще не закончил:
– Подождите, я должен вас еще раз предупредить: суд может вас не развести. Вы еще так мало знаете жизнь…
В его устах это звучало комически, и я с трудом сдержалась, чтобы не расхохотаться. Он продолжил с важным видом:
– Вот мой телефон, если передумаете – позвоните.
– Спасибо, не надо. Я не передумаю. Сюда, не подумавши, не ходят.
– Ходят, еще как ходят. Попугать, проучить.
– Это – не мой случай. До свидания.

https://ridero.ru/books/drugaya_realnost_4/

– Ну, ты даешь. Давай, шути, шути. Я умываю руки.
– Быстро же ты начал умывать руки!
Я вышла в прихожую, где топталась парочка. Видимо, тоже решали, что мне сказать. Я спросила участливо, насколько смогла:
– Где ты так долго пропадал? Мы с Валиком волновались.
Семен оказался не так уж сильно пьян, потому что начал пространно объяснять:
– Да, вот, после выступления молодого талантливого поэта его поклонники устроили нам теплый прием.
Девушка уже сняла плащ, разулась и перетаптывалась с ноги на ногу, не зная, что делать дальше. Оказалась она очень молоденькой, лет семнадцати, просто я это не сразу заметила из-за толстого слоя штукатурки. Девчонка, видимо, просто не въезжает в ситуацию. А я въезжаю? Что это Семен задумал, интересно? Мне стало ее жалко.
– Ну, проходите, чего топчитесь? На кухню идите, в комнате Малыш спит.
Семен представил:
– Это – Анюта. Она Игорю обычно стихи печатает. Ты нас сейчас покорми чем-нибудь и пристрой ее спать, ей ехать очень далеко, транспорт уже не ходит.
Я про себя удивилась: в два часа ночи с автозавода в центр ей было тащиться не в облом, да ладно, не до деталей, с сюжетом бы разобраться.
– Что же это, вас поклонники без закуски поили? Давайте, садитесь, если без капризов, то накормлю.
Анюта посмотрела на меня с благодарностью и кивнула. Валик наблюдал за мной с неподдельным интересом. Пришедшие с удовольствием поели, и Анюта заявила, что все-таки пойдет домой. Жила она не так далеко, полчаса ходьбы от нас. Она просила Семена ее проводить, он уговаривал ее остаться. По-моему, он просто устал, и ему было лень тащиться куда-то среди ночи, потом обратно. Проще было уговорить ее переночевать у нас. Лично меня возмутило одно: я уже несколько ночей или не спала совсем, или спала по несколько часов. И никого это не волновало, а девчонку нужно пристроить поспать. Устала, бедняжка, поклоняться талантам. С другой стороны, молоденькая совсем, вряд ли набивает себе цену, ломая спектакль. Просто ждет предложения от хозяйки. Вполне адекватное поведение. И я присоединилась к Семену:
– Да, чего уж идти, завтра тебе на работу. Оставайся. Если хочешь, можешь лечь со мной на кровати, а мужчины лягут на полу.
Ответ меня удивил:
– Я не могу спать в чужой постели!
– Тогда ложись а пол!
Она промолчала, и я поняла, что никуда она не уйдет, только не поняла, с кем она собралась спать на полу. И тут меня осенило: вот решение моих проблем!
– Анюта, ты машинисткой работаешь?
Она кивнула.
– Слушай, Семену завтра уезжать, а ему нужно срочно перепечатать диплом. Не весь, теоретическую часть, листов сорок. Я бы сама взялась, да у нас машинка совсем развалилась.
Она легко согласилась, цену назвала почти символическую, из чего я сделала вывод, что она всерьез запала на Семена и готова ему служить не за деньги, а за внимание. Договорились, что я зайду завтра к ней на работу, принесу черновики и расскажу, что и как.
– Семен, вещи я тебе собрала, завтра поедете. Хватит резину тянуть. Я пошла спать, сил больше нет. Вы уж тут сами разберитесь, кому куда. Спокойной ночи.
Я легла и начала засыпать, когда вошел Семен и позвал меня:
– Катерина, отведи ее спать, она сама не идет.
Я встала, накинула халат, вышла.
– Слушайте, утомили вы меня. Белье на кровати чистое, сегодня стелила. Не нравится, падай на пол, на ковер. Там пожестче и подушек нет, а так тоже белье чистое стопочкой лежит, стели и ложись. Мы тут посидим, иди, выбирай, куда упадешь. Я прослежу, чтобы тебя никто не тронул. Если ты, конечно, не захочешь.
Она молчала, не двигаясь с места. Вот, навязалась на мою голову, мало мне без нее проблем!
– Семен, твоя гостья, ты ее и пристраивай.
Он не сопротивлялся. Встал, и, приговаривая:
– Ну, ладно, Анюта, пошли, поздно уже, – взял ее под локоток и увел в комнату. Она не сопротивлялась. Мы опять остались с Валиком вдвоем на кухне. Он тоже встал:
– Мне на них наплевать, я тоже спать хочу. Пойду хоть на балкон.
– Ты что, похолодало, сыро, а одеял лишних нет, всем не хватит. Подожди немного, Семен ее пристроит, может, выйдет и сообщит, какие места свободны.
– Сомневаюсь я, однако!
– Тогда тем более, подождем минут пятнадцать, а то не разберешься, напугаешь девчонку.
Прошло пятнадцать минут, двадцать, тридцать, я начала дремать на стуле. Когда голова начала падать, очнулась, растолкала Валика, который тоже начал дремать сидя:
– Давай, иди, они уже спят, наверное, ищи себе место. Я сейчас бутылочку подогрею, пойду Малыша кормить, ты мне голос подашь, где вы, а где – свободно.
– Ничего себе. И куда мне?
– Не ко мне же. Ковер большой, если кровать свободна, можешь взять одну подушку в качестве приза за терпение.
Через пять минут я вошла с бутылочкой, подошла к кроватке и чуть не споткнулась о Валика. Он прошептал:
– Я ничего не понял, кажется, на полу все занято, я тут, с краешку притулился. Кровать, кажется, свободна.
Я хихикнула вполне истерически. До последней минуты была тупо уверена, что Семен и Анюта спят врозь. В таком случае, один из них – в кровати, я легла бы с краю, я так устала, что мне было все равно, кто из них у стеночки. Они, однако, решили иначе. Меня так откровенно подсовывали под Валика, что мне стало смешно: фиг вам, мы не такие одноклеточные! Я почувствовала благодарность к Валику за то, что он не поддался на провокацию. Покормив Малыша, я спокойно уснула. Проснулась через пару часов оттого, что Валик демонстративно ворочался и вздыхал.
– Ты чего не спишь?
– Неудобно и холодно, мне ни ковра, ни одеяла не досталось. А ты чего?
– А я сплю. Если обещаешь вести себя корректно, можешь прилечь с краю, а то простынешь и никуда завтра не уедете. Я этого не вынесу.
– Вот баба-дура. Совсем ума решилась. Спи, не помру.
Но под утро он все-таки не выдержал, и, стуча зубами, попросился погреться. Он и в самом деле был холодный, как ледышка. Уже светало, и в слабом утреннем свете я увидела Анюту, спящую рядышком с Семеном в одной комбинации. То ли дура совсем, то ли развратна до крайности. Но верить в это не хотелось, слишком она была юна. Валик вплотную придвинулся ко мне. Я лежала на животе, зарывшись носом в подушку. Он обнял меня за плечи:
– Ну, что ты лежишь, как каменная? Погрей же меня!
Я повернула к нему голову, и он поцеловал меня легонько, будто случайно ткнулся носом. Я улыбнулась его неловкости, но он понял это по-своему и повернул меня к себе.
– Пришел спать – спи. Семен сейчас проснется.
– Ну, и Бог с ним.
Я представила, насколько глупая сложилась ситуация: Семен спит с полуголой девицей, которую едва знает. А я не даю себя поцеловать человеку, который узнал меня за эту неделю, как никто другой, и это знание не оттолкнуло его от меня. Он видел меня и умную, и глупую, и битую, и униженную, и злую, и добрую, и веселую и на грани отчаяния. На этот момент только он знал меня настоящую. И, что греха таить, он мне просто нравится! А Семен? Это – прошлое, живое, больное, но уже прошлое. Я представила, какие у Вальки нежные руки, и вдруг поняла, что мое воображение перешло в реальность, я уже не представляла его, я ощущала. Отступать было поздно, да и не хотелось. Валик был удивительно нежен, он едва касался меня, как мальчик, впервые познающий женщину. Но, конечно же, я все испортила. Я начала содрогаться от смеха. Надо же, нашла мальчонку. Два раза триппером болел, истаскался весь, а я сопли распустила. А на полу муж спит с девчонкой, на которой пробу ставить негде, а я все на наивность списываю. Похоже, тут одна идиотка – я.
Валик, наконец, заметил, что я дрожу не от страсти, а от смеха:
– Ты чего?
– Извини, очень уж ситуация глупая. Это не наш образ жизни! Советские люди партнерами не меняются!
От неожиданности он заржал, испугался, что разбудит Малыша, уткнулся носом в подушку, заглушая хохот. Когда мы немного успокоились, я встала:
– Ну тебя на фиг, я встаю, я выспалась.
Он не обижался и не удерживал меня, заработав на этом пару очков в свою пользу. Он только спросил:
– А мне куда? Я еще поспать хочу.
– Вот и поспи, никто мешать не будет.
– А ты почему меня сразу не оттолкнула? Хотела Семену отомстить?
– А тебе не все равно?
– Нет, раз спрашиваю.
– Успокойся, просто я растаяла. Попала под твое обаяние. А Семен – что? Прошлое. Но и опошлять его не нужно. Поспи немного, скоро Малыш проснется, всех перебудит.
Я вышла на кухню, поставила чайник, закурила. Было над чем подумать. Неужели это тоже я? Женщина, готовая броситься в объятия человека, которого знаю всего неделю? Раньше мне было легко, потому что мне не в чем было себя упрекнуть. И это, якобы, давало мне право судить других. А сейчас? Ситуация? У всех – ситуация. У каждого своя. Сила не в том, чтобы подчиняться ситуации. Сила – в умении противостоять. А ситуация – странная. И Анюта эта – странная. И Я. Неожиданно меня осенило: а что, если вся эта ситуация – постановочный трюк? Семен уговорил девчонку дать мне урок, проучить меня, мучающую его, и, по его мнению, изменяющую ему! Возможно. Тогда хорошо, что я не доставила ему удовольствия убедиться в моей испорченности. А Валик? Может, и он участвует в этой комбинации и провоцирует меня по предварительному сговору с Семеном? Какое-нибудь пари? Тьфу, крыша едет. Когда им было сговориться? Семен все время пьян в стельку. Все, не буду на этом зацикливаться, так можно весь мир заподозрить.
В кухне появилась заспанная Анюта, она спешила на работу. Мы попили чайку и очень мило расстались, так и не поняв, кому из нас какая роль была отведена, и кто какую сыграл де-факто. Мне еще предстояло сегодня встретиться с ней. Может, она вошла в наш дом, чтобы помочь мне решить мои проблемы? Может, она – мой добрый ангел? Я посмеялась над жизненным парадоксом. У меня появился реальный шанс выпроводить мужиков из дома на пару недель и начать разруливать ситуацию.
Из комнаты вылез Валик. Он тоже посидел, покурил.
– Ну, что, будить Семена? Поедете?
– Да, надо бы.
Я разбудила Семена, он был мрачен, но почти трезв. Их я тоже напоила чаем и с трудом скрываемой радостью выпроводила вон. Устала я. От Семена, от двусмысленности ситуации, от Валика. Хотя, в другое время, в другом месте, в другой ситуации... В другой жизни! Все, не в этой! В этой – через три недели – госэкзамен по научному коммунизму, через месяц – защита диплома. Нужно подать на развод, закончить свою и довести до ума дипломную работу Семена. Это – мой долг перед его матерью. Она надеется на меня. Она всегда доверяла мне, ее я подвести не могу. Я поднялась со стула, пора было ликвидировать разруху, кормить Малыша – и вперед! Вставайте, граф, вас ждут великие дела.
https://ridero.ru/books/drugaya_realnost_4/

И действительно, Семен встал, молча поел, потом спросил Валика:
– Ты что делать собираешься?
– Пойду на балкон спать, если ты не возражаешь.
– Ага, это хорошо. Катюша, дай-ка мне чистую рубашку.
Я принесла. Ситуация мне не нравилась. Он сейчас смоется, оставив меня с Валиком, а потом будет рвать и метать от ревности. Спросила с замиранием:
– Куда это ты намылился? Валик ждет, когда ты диплом перепишешь. Он у нас что – навеки поселился?
– У Игоря сегодня выступление на автозаводе, хочу послушать.
– Смотри, не долго, мне уйти нужно будет. И чтобы трезвый явился.
Он пообещал. Валик ушел спать на балкон, а я собрала Малыша, и мы поехали за стипендией. Вернулись часа через два, Семена еще не было. Я уложила дочку спать, привела в порядок кухню и села заниматься. Еще часа через два, блаженно потягиваясь, вылез с балкона Валька:
– Эх, хорошо спалось на свежем воздухе! А где Семен?
– Не пришел еще.
– Что-то долгонько он. Будь я таким ревнивым, я бы не стал оставлять жену одну надолго с посторонним мужчиной.
– Да, ведет он себя явно непоследовательно. Хотя, пока он трезвый, прекрасно знает, что опасаться нечего. Отсюда я могу сделать вывод: раз его нет, значит, он пока трезв.
Валик лихо подкрутил ус и дурашливо спросил:
– А что, разве я не похож на коварного соблазнителя?
Я подхватила в том же духе:
– Очень даже отнюдь нет.
– Не понял!
– Да вы типичный Дон-Жуан, гроза доярок и свинарок!
Он закатил глаза:
– О, какие женщины там изнывают на скотном дворе! А я сижу, как верный пес, сижу, привязанный, у ног прекрасной дамы и охраняю ее честь.
– А вы не преувеличиваете свои заслуги, сеньор? Если бы прекрасная дама дотянулась до швабры, она сумела бы сама защитить свою честь!
– Ваш намек понят. Позвольте мне убрать подальше вашу швабру!
– Ну, уж нет! Оставьте мне мою последнюю опору в жизни! И не нужно сидеть так близко от моих ног, вы явно увлеклись ролью верного пса!
Валик нехотя отодвинул свой стул, оказавшийся как-то внезапно ко мне ближе, чем это было допустимо в рамках приличия, и промычал обиженно:
– Кажется, я начинаю понимать вашего мужа, мадам. Видимо, не так-то легко жить рядом с такой женщиной и не обладать ею!
– Что-то вы разболтались, молодой человек! Подайте-ка мне швабру!
Он покорно протянул ее мне, но я не взяла:
– Валька, кончай базар, доиграешься!
– Я бы не против!
– Кругом, шагом марш на балкон!
– Я больше не буду, честно-честно. Можно, я тебе что-то скажу?
– Только на другую тему.
– Тебе очень идут твои волосы. И глаза.
– А тебе бы очень пошел эдакий лиловый синяк. На переносице или под глазом? Я подумаю.
– Какая злая женщина! Дали бы мне тебя на недельку, ты бы у меня быстро помягчела.
– Да ты за недельку озверел бы!
– Вполне возможно, – он глянул на меня слишком игриво, чтобы я могла стерпеть, но, наткнувшись на мой суровый взгляд, стушевался, – молчу, молчу.
– Вот и хорошо. Дать тебе чего-нибудь почитать?
– Не нужно.
– Я буду заниматься, а ты что будешь делать?
– Смотреть на тебя.
– На здоровье.
Я снова разложила бумаги и занялась расчетами к диплому. Расчеты были не слишком сложные, я писала долго, ни на минуту не забывая, что он смотрит на меня. Это длилось не менее часа, я удивлялась про себя, как можно так долго смотреть на кого-то. И странно, мне это рассматривание почти не мешало. Вскоре заплакал Малыш, и я ушла к ней. Через несколько минут в комнату вошел Валик:
– Мне там одному скучно.
– А со мной было весело? – сказала я и пожалела. Получалось, что я напрашиваюсь на комплимент.
– Ага. Очень интересно наблюдать, как ты занимаешься. У тебя такой серьезный и умный вид!
– Это не вид, я такая на самом деле. А вот ты выглядишь крайне глупо.
– Еще бы! А как еще может выглядеть мужчина, которого игнорируют?
– Ладно, не буду тебя игнорировать. Подай с батареи ползунки. Так, а теперь мы поиграем, а ты свари ей кашку.
– Я тоже хочу играть!
– Скажи лучше, что не умеешь варить кашку!
– Зато я такой игрун!
– Вот и отлично, вы поиграйте, а я пойду варить кашку.
Когда я вернулась, они бесились вовсю. Валик передвигался на четвереньках, а Малыш катался на лошадке. Я с трудом оторвала от него дочку, начала кормить, а Валик печально констатировал:
– Знаешь, я никогда не хотел иметь детей, боялся их писка, пеленок-распашонок, а, оказывается, это очень даже приятно, когда кто-то сидит у тебя на шее.
– Ну, да, особенно, если это ни к чему не обязывает. А пока на шею малыш залезет, он столько пеленок перепачкает!
– Это точно. Вот бы мне жена смогла такого родить, чтобы сразу бегал и хохотал. Это бы я с радостью.
– С такими запросами ты бездетным помрешь.
– Скорее всего. Поздно уже нам о детях думать. Понаделали мы с женой дел в юности, сказать тебе, ты со мной и за стол не сядешь.
– Скажи, а там посмотрим.
– Все тебе скажи. Триппером я два раза болел, гулял по-черному, жену до алкоголизма довел, потом лечил год. Какие уж теперь дети? Ну, что, знаешь теперь, какое я дерьмо?
– Удивил, ничего не скажешь. Да я это давно знаю. Мужики – сплетники, похуже баб. Слушай, сейчас-то вы здоровы, и не старые еще.
– А теперь она не хочет. Хватит, говорит, мне с тобой забот.
– Значит, не доверяет тебе больше. И себе.
– Примитивно рассуждаешь, все тебе ясно. Черное, белое… Трудно тебе жить будет!
– Ты еще скажи: вот мы в ваши годы… Знаешь, может, я и максималистка, только я никого не осуждаю и свое мнение никому не навязываю, просто говорю то, что думаю. А думаю я, что пару раз триппером переболеть – не геройство, но и не такая уж страшная беда. Бывают в жизни вещи и пострашнее. А раскаиваешься ты как-то картинно, думаешь, пожалею?
– Дождешься от тебя. Да ты проглотишь – и глазом не моргнешь. А я все равно сяду вот здесь и буду смотреть на тебя, пока Семен не придет.
Он долго таскался за мной туда-сюда, смотрел, как я укладываю Малыша спать, как занимаюсь, как готовлю. Потом не выдержал:
– Все, не могу больше на тебя смотреть!
– Не смотри.
– И не смотреть не могу!
– Иди спать.
– Не хочу.
– Тогда отстань. Интересно, где же Семен?
– Ты все-таки беспокоишься за него?
– Беспокоюсь, что опять напьется, и мне его завтра не выпроводить. Начну-ка я ему рюкзак собирать, да и поесть пора.
Малыш спал, на улице давно стемнело, рюкзак был собран, а Семена все не было. Я валилась с ног от усталости и недосыпания, но не могла себе позволить прилечь, уж очень ситуация была двусмысленной. Вероятность, что Семен придет трезвый, убывала с каждой минутой, а Валик становился все навязчивей: он уже сделал попытку поймать мою руку, неотрывно смотрел в глаза и умолял разрешить ему сесть поближе. В конце концов, он прямо высказался по поводу того, что мы ведем себя глупо: все равно теперь Семен нам не поверит.
– Семен оскорбил меня, а ты мне помог. Но это не значит, что я должна броситься в твои объятия, не так ли? Я вполне допускаю, что тебе трудно сутками сидеть со мной дома и ждать у моря погоды. Я даже допускаю, что взволновала тебя. Но не могу же я спать с каждым мужчиной, которого волнует моя внешность! Если тебе так нужна женщина, я тебя не держу. Кругом женские общаги, ты – мужчина видный. Вперед.
– Фу, надо же так все опошлить! Такую красивую иллюзию растоптала.
– И очень хорошо. Не в моих правилах позволять мужчинам строить иллюзии на мой счет.
– Все. Вас понял. Ухожу спать.
– Спокойной ночи.
– А ты меня не уложишь?
Я смотрела на него в упор, пока он не уточнил:
– Я тебя не трону, честно, просто посиди рядом, погладь меня по головке, и я усну.
– Может, тебе еще и сказку рассказать?
– Расскажи. Я очень люблю, когда меня гладят по головке и рассказывают сказки.
– Знаешь, у меня и так двое детей.
– Двое?
– Ну, да. Малыш и Семен. А трое – это уже многодетная мать. Я не готова.
– Тогда я лягу, ты сядешь рядышком, возьмешь меня за руку, мы будем разговаривать, и я усну.
– Отвяжись, а?
– Ты меня боишься?
– Чего мне тебя бояться? Я, может, себя боюсь. Ты – мужик симпатичный, ласковый, могу растаять, а это в мои планы не входит. Иди спать, не пудри мне мозги, мне заниматься нужно.
Кажется, мне удалось отказать ему так, чтобы он не затаил злобы. Самодовольно улыбаясь, он, наконец, пошел на балкон, но тут раздался звонок, и он пошел открывать. Распахнул дверь и недоуменно замер. На пороге стоял пьяный Семен с какой-то яркой, немного вульгарной девицей. Было два часа ночи. Валик отступил на кухню и, сделав мне страшные глаза, прошептал:
– Он что, совсем спятил? Что мы с ними будем делать?
Я глупо хихикнула:
– Ничего, пусть проходят, скажем ей, что я – его сестра.
https://ridero.ru/books/drugaya_realnost_4/