Блог начинающего мага

Ангел моего внука

У нас со старшей дочерью появился ребенок. Написала и сама удивилась, насколько глупо это звучит, но все именно так. Дочь дважды была замужем, но дети как-то не получались. Без всяких серьезных на то причин. Каюсь, я не выдержала и тоже вмешалась, хотя так до конца и не решила для себя, имеет ли право один человек вмешиваться в судьбу другого человека, даже желая ему добра, даже моля Господа, даже просто визуализируя желаемое. Тем более вмешиваться еще на более тонком плане. Надеюсь, меня извиняет то, что желание мое полностью совпадало с желанием дочери. И вот свершилось, Бог послал нам малыша. Мы ждали его легко и весело. Дочь носилась, как угорелая, чувствовала себя прекрасно, по вечерам и выходным приезжала ко мне в деревню и мы подолгу плавали, паслись на огороде, поддерживая достойный уровень гемоглобина у будущей мамы, и ни минуты не сомневались, что малыш родится здоровый, умный, красивый и добрый, несмотря ни на что.
Врач разговаривала с дочерью примерно так:
– На что жалуетесь?
– Ни на что.
– Как себя чувствуете?
– Прекрасно.
– Так, анализы хорошие. Неужели ничего не беспокоит?
– Ничего.
– Тебе рожать через месяц, а ты на каблуках!
– Мне так машину водить привычнее.
– Так ты что, за рулем?
– Ну, да!
– Нужно прекратить немедленно!
– А как я на прием к вам попаду?
– Пешком, полезно очень.
– А я в деревне живу, мне не дойти. А в жару в переполненном автобусе…
– То-то ты такая загорелая. Вредно на солнце-то.
– Вы еще скажите, купаться вредно.
– Уйди с глаз моих!
В последние два месяца она жила у меня, так как в ее квартире шел затяжной ремонт. Ей очень понравился мой диван – совершенно перестал болеть травмированный в детстве позвоночник. Я уж помалкивала, что в диване спрятан энергетический буклет, – не верит она в такие штуки. Жили дружно и боялись одного – что этот ремонт никогда не кончится, а точнее не кончится к родам. А с малышом, все-таки, жить лучше в городе – врачи, аптеки, стиральная машина-автомат, которую мы не можем позволить себе в деревне, так как емкость, в которую сливаются жидкие отходы, будет заполняться быстрее, чем я буду зарабатывать деньги на ее очистку.
За неделю до наших расчетных сроков мы купили с дочерью кроватку и коляску и повезли их в город, чтобы самим фактом их доставки подтолкнуть ремонтников «удвоить усилия втрое». Малярша, дочкина знакомая, очень аккуратная и ответственная, но медлительная женщина, слегка обалдела – она была уверена, что ребенок будет ждать, пока она не вылижет каждый сантиметр и без того уже идеальных стен. Мне пришлось ей объяснить, что ребенок может появиться в любую минуту, но везти его нам некуда – у дочери бесконечный ремонт, а у меня – ее вещи, начиная с тряпок и заканчивая мебелью. Нас поняли и обещали прощальный марш-бросок длиной в неделю. Дочка должна завтра подобрать и привезти колеры, больше ничего, к счастью, не нужно. И она с утра съездила в город, купила и привезла все, что нужно для завершающего этапа ремонта. Вечером, когда я приехала с работы, дочка перед зеркалом укладывала после душа волосы и спокойно рассказывала:
– Набегалась я сегодня, есть хочу, сил нет. Давай скорее ужинать! А то я себя как-то странно чувствую…
– Малыш, у тебя что-нибудь болит?
– Нет, но вот что-то немного мокнет… Чуть-чуть…
– Эй, это не воды ли отходят?
– Вроде, нет, так, по капельке.
– У тебя все собрано?
– Да, вон большой пакет. Мы же давно список составили, все по нему собрано. Думаешь, пора?
– Понятия не имею. Я думала, схватки должны быть. Ты одевайся, а я однокласснику позвоню. Он главврач в роддоме. Жаль, что не в нашем, да и далеко до него очень. Но посоветует, как быть.
Одноклассник снял трубку моментально, выслушал мою сбивчивую речь и скомандовал:
– Немедленно в роддом!
– Поняла, спасибо, все, понеслись.
Мы схватили по бутерброду и запрыгнули в машину. Скорую вызывать было бессмысленно – городская сюда не поедет, а из райцентра в город не повезет, а случай наш – не из самых простых: дочери слегка за тридцать, сама она с наперсток, а малыш – полноформатный. Нет, нужно в город. Мчим по трассе, так ближе. Обычно я езжу другим маршрутом, так как на трассе путаюсь в развязках и не всегда приезжаю, куда собиралась. Но дочь географическим кретинизмом не страдает, поэтому я рулю, а она командует, куда. Меня слегка потряхивает, я вцепляюсь в руль и не отрываю взгляда от дороги. Дочка подшучивает над моей небывалой скоростью – я гоню аж восемьдесят километров, что мне совершенно не свойственно, мы с машинкой тихоходы еще те, больше шестидесяти практически не ездим. До роддома доезжаем меньше, чем за полчаса, больше мне такой рекорд повторить не удастся! И успеваем вовремя – роды начинаются в приемном покое. Мы с дочкой долго ждем, пока за ней спустятся из отделения. Принимающая сестра тоже смешливая, мы хохмим и потешаем себя, ее и еще пару перепуганных женщин с такими же перепуганными мужьями. Сестра долго заполняет бумажки, ее прикалывают наши ответы – и дочкин вес (раза в полтора меньше, чем здесь привыкли), и ее возраст при первой беременности, и мои данные в графе «супруг», и бегающая покурить будущая счастливая бабушка, и содержимое нашего «пакетика», в котором предусмотрено все, кроме одного – половина из необходимого запрещена. Мы, голодные, судорожно давимся запрещенными бананами и хохочем так, будто пришли на КВН. Конечно, этот смех не лишен некоторой нервозности. Я стараюсь поддержать дочь, она – меня. Свою рубашку и халат надеть не разрешают, а в казенные можно вставить двух таких рожениц, и моя хорошенькая, всегда безукоризненно причесанная дочка выглядит забавно и трогательно.
Наконец, она уходит в отделение своим ходом, а я оказываюсь ночью одна в машине. Нужно возвращаться в деревню. Страх наваливается на меня. И все же Бог помогает нам во всем. Машинка на днях отказывалась заводиться, а сегодня – с пол-оборота. Домчались быстро и без приключений. И главное – стоило научиться водить машину хотя бы для того, чтобы однажды успеть привезти дочь в роддом. Почему-то от этой мысли я заплакала. Я сидела и курила, размазывая слезы по лицу, причем и то, и то и другое доставляло мне явное удовольствие. Все-таки иногда нужно и поплакать, что ли мы не женщины?
Так у нас появился Владушек-Оладушек. Что будет мальчик, мы узнали сразу, на первом же УЗИ, и не могли поверить – в нашей семье мальчики рождались раз в сто лет по большому блату! Имя выбирали долго. Две женщины с трудной судьбой перебирали мужские имена:
– Может, Вовка?
– Нет уж, был у меня один Вовка – большой был козел! Может, Сашка?
– Знала я одного Сашку, мудак был первостатейный….
– Серега?
– Да ну! Все Сереги – пьяницы…
И вдруг – озарение:
– Владислав! Знала я одного Владислава, классный был мужик!
– Точно, Влад был замечательный! Кстати, а почему был? Оказывается, слухи о его кончине были несколько преувеличены.
– Ни фига себе! А мы же его помянули…
– Значит, долго жить будет.
– Слушай, а мне нравится. Можно и Владом звать, и Славкой!
– И с моей польской фамилией неплохо сочетается…
Так наш малыш стал Владушком-Оладушком.

Роды были тяжелыми, но все закончилось благополучно. Детская медицина удивила своей бестолковостью и безответственностью. Малыша сильно мучил животик, как и всех новорожденных, да желтушка была немного ярче выражена, чем хотелось бы. Медсестра вместо двух посещений в неделю бывала у нас раз в месяц, а врач – молодая женщина – еще реже, при этом она ни разу не разделась и не переступила порога комнаты, ставя диагнозы, робко выглядывая из прихожей и сверяясь с блокнотом.
Рекомендации сыпались, как из рога изобилия, и если одно лекарство заселяло нужные бактерии в кишечнике малыша, то другое их же убивало. Стоило малышу разреветься у врача, как ему назначались депрессанты, какими мы поили мою престарелую мать в фазе буйного помешательства. Мы стали относиться к ним (и врачам, и лекарствам) настороженно, и не зря. Каждое назначение проверяли через Интернет, начиная с медицинской энциклопедии и заканчивая форумами для молодых родителей. За это время мы отсеяли лекарства, которые запрещены к применению детям до трех лет, отказались от госпитализации, которая сулила нам укольчик, от которого детки могут ослепнуть и оглохнуть, отказались от гипопротекторов, которые уже несколько лет назад были признаны конгрессом неонатологов абсолютно бесполезными для лечения желтушки, и стали пить самый запрещенный препарат – воду.
Это был самый трудный шаг, так как сейчас грудничков категорически запрещено поить водой. Причину никто не объяснял, но молодых мам так на этот счет зомбировали, что переломить эту тенденцию оказалось не так просто. Пришлось раз за разом притаскивать дочери статьи о лечении желтушки, в которых черным по белому опытные врачи, по-видимому, старой формации, писали, что непрямой билирубин выводится из кишечника только при обильном питье, иначе происходит процесс обратного всасывания. Интересно, если по статистике девяносто процентов младенцев родятся с признаками желтушки, то какая сволочь запрещает всех деток поить водой?
Перелопатив всю доступную литературу по вопросу лечения желтушки, мы пришли к выводу, что нам нужно УФО и обильное питье. На вопрос: почему нам назначают скорее вредные, чем полезные препараты, но не назначают УФО, врач спокойно ответила: потому что у нас такой установки нет. Мы обзвонили все магазины медтехники и притащили домой аппарат. К счастью, опробовали его сначала на мне. Эффект был ужасающим. Установка оказалась предназначенной для кварцевания помещений, хотя менеджер уверял, что он вполне годится для наших целей. А мы вовсе и не имели цели сварить ребенка заживо. После скандала и угроз со стороны дочери заведующая магазином медтехники нашла нужный аппарат и заменила предыдущий на другой, предназначенный для людей. Ни врач, ни зав. поликлиникой, ни физиотерапевт не смогли назначить схему лечения, и мы взялись за дело, исходя из соображений логики и здравого смысла. И уже через неделю картина начала меняться на глазах. Малыш шел на поправку без всяких жутких препаратов, как поется в детской песенке: солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья!
Когда внуку было около полутора месяцев, дочери на руки попала его медицинская карта. Естественно, мы ее прочитали. Полный восторг. Последний раз я так хохотала на концерте Задорного. Все анкеты, которые заполняются сестрой и врачом по результатам домашних посещений были заполнены на два месяца вперед. Из них следовало, что навещать будущую маму они начали за месяц до родов и нашли условия удовлетворительными, а все нужное – купленным и расставленным по местам. Если учесть, что в квартире шел капитальный ремонт, а все необходимое мы приобрели за день до родов, то понятно, какое доверие вызвали и остальные записи. Среди них попадались перлы типа: «Мать курящая, лактирующая, сосет хорошо, выкуривает до пяти сигарет в день». Похоже, наш малыш как раз подоспел к приходу в медицину поколения, получившего платное образование. Балаган какой-то!
А мы еще раз уверились, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. И я стала больше уповать на молитву, чем на медицину. К счастью, никаких органических поражений у нас не было, аппетит был отменным, и беспокоили нас, в сущности, мелочи. Одной из них были приступы икоты, которые могли длиться бесконечно долго. Малыш сидел на ручках и удивленно таращил глаза всякий раз, как кто-то изнутри дергал его за ниточку. Я не могла этого выдерживать и стала обращаться к ангелу моего внука за помощью. Но как это сделать? Ведь силы небесные никогда не вмешиваются, если их не просят, но просить своего ангела может только его подопечный, других он не слышит. А малыш не умеет говорить. Возможно, что ангел сам вмешивается в жизнь младенцев, и в нашем случае именно он отводил от него угрозы неправильного лечения, заставляя нас быть осторожными? Кстати, один ровесник моего внука на нашем участке, маму которого врач приводил нам в пример как не такую строптивую, действительно потерял слух после укола, от которого мы отказались.
А икоту, видимо, ангел за болезнь не считает, и потому не вразумляет нас, как быть. И однажды, изнемогая от сочувствия к малышу, я не выдержала и обратилась к его ангелу: «О, ангел моего внука! Прости меня за нарушение субординации, но мой внук сам пока не может обратиться к тебе, и потому за него прошу я, его бабушка. Пожалуйста, помоги ему избавиться от икоты, она мучает и пугает его! Я знаю, что ты это можешь! Умоляю, помоги! Я верю, что мы оба любим нашего малыша, и ты слышишь меня, и ты поможешь ему!». Икота прошла внезапно, примерно через 1-2 минуты. И с тех пор, как только мне становилось ясно, что она снова прицепилась к нам основательно, я повторяла свою просьбу, и результат приходил всегда примерно через равный промежуток времени. Ну, как можно не испытывать любовь и благодарность к тем, кто приходит на помощь твоему малышу? Спасибо тебе, ангел моего внука! Прими мою любовь!

Дочка на сессии, а я взяла отпуск и сижу с малышом, пока она сдает экзамены. К учебе она относится серьезно, к тридцати годам поняв, что без высшего образования все-таки сложновато. Давно окончив школу и пару колледжей, она опасалась за свои знания и, поступая, сразу подала на платное отделение. В результате набрала баллов в полтора раза больше, чем нужно было для поступления на бюджет, но было уже поздно. Методист, женщина доброжелательная, посоветовала ей попробовать перевестись на бюджет после 1-го курса, когда будет отсев. Действительно, мест освободилось много, но дочку не перевели, так как в летнюю сессию, уже будучи сильно беременной, она получила одну тройку.
Было обидно, но мы решили сделать ставку на эту сессию. После родов мозги приняли исходное состояние, материал стал усваиваться легче, но со временем было туговато, двухмесячный малыш требовал постоянного внимания. Все же она первой успешно сдала все контрольные и неплохо подготовилась. А пока она учится, я играю с Владушкой во все мыслимые и немыслимые игры. У нас с ним очень интересные отношения. Если с мамы он частенько требует таскать его на ручках, то при виде меня он радуется, милостиво позволяет себя взять на руки и потискать, после чего требует положить его на диван и начать «игротеку». Он любит поболтать, и однажды, уже не зная, чем его занять, я начинаю играть с ним в буквы. Я четко, почти на распев, произношу звуки в алфавитном порядке. Он реагирует на звуки по-разному. Некоторым улыбается во всю мордочку, некоторые так пытается повторить, что напрягается всем телом и иногда выдает что-то похожее. Некоторые ему явно не нравятся.
Я вспоминаю занятие по подбору собственной мантры. Мне было очень сложно подобрать набор звуков, который бы идеально, без участия сознания, создавал только мне подходящие вибрации, гармонизирующие меня с вибрациями Вселенной. Что-то, вроде, получилось, но меня это не удовлетворило. И только через пару лет я поняла, что есть обычное слово, произнося которое я всегда испытываю удовольствие и безусловную радость, почти трепет. Тот, кто читал мои предыдущие книги, подумает, что это слово – «Любовь», и будет не прав, хотя это было бы логично. Но логика здесь ни при чем. Не буду называть здесь это кодовое слово, чтобы не навязывать другим результаты своего опыта. Мантру каждый выбирает для себя сам.
И я начинаю свою игру с малышом с начала, запоминая звуки, которые вызывают у него чистый восторг, не замутненный ни сознанием, ни привычкой. В конце пытаюсь вспомнить в алфавитном порядке эти звуки. Получается ряд: «а, и, м, н». Еще ему нравятся буквы «в», «л» и «д», все буквы его имени. Этим буквам он радуется, но тот ряд просто вызывает у него бурный восторг. Я верчу эти «а, и, м, н» в уме не долго – они почти сразу складываются во всеобщую вселенскую мантру – «АМИНЬ». Ничего себе, выбор младенца! Мы играем так много раз, и результат всегда один и тот же. Начинаю по-новому понимать мудрость: «Устами младенца глаголет истина».
Дочка приходит с последнего экзамена расстроенная, получила трояк, а это чревато тем, что ее опять не переведут на бюджет. Владушкин папа (так иногда бывает, что мужа нет, а папа у ребенка есть) ее успокаивал, как мог. Ее учебу оплачивает он, и его утешение для нас очень важно, самим нам не справиться. И все же уповать только на него, человека доброго и надежного, но не молодого и не совсем здорового, да еще в обстановке экономического кризиса, для нас несколько неловко. Дочка решается:
– Пойду-ка я завтра к декану. Авось, выгорит.
– А мне завтра на работу, а Владушку куда?
– С ним пойду. Методистка сказала, что мне замдекана в том семестре отказал, а потом такой сброд перевели, что мама дорогая! И к нему, говорит, не ходи больше, он жлоб порядочный, иди к декану. Мест бюджетных полно освободилось, все равно их займут. А у декана у самого малыш, он понимает, как с ними не просто. Пойду.
– А, и правда, давай попробуем!
Вечером заезжаю к ним, я уже знаю, что все получилось, но жажду подробностей.
– Мам, все было так просто! Влад всем улыбался во всю рожицу, будто понимал серьезность момента. Декан даже не спросил, как именно я сдала сессию: все сдала? Все. А места есть? Говорю, что были. Он тут же позвонил, уточнил и подписал заявление. И все!
– Вот здорово! Ай, да внучек!
– Это точно, его заслуга.
– Доча! Запиши куда-нибудь для истории: свои первые четверть миллиона он заработал в три месяца!
– Ой, правда! Я-то думала про следующий платеж, а с учетом постоянного удорожания за всю учебу так и выходит! Ничего себе! А проектик-то себя уже окупил!
Мы радостно хохочем весь вечер, гора свалилась с плеч! И, конечно, мы не сомневаемся, что улыбка нашего малыша стоит таких денег!
Когда я была моложе и многого не понимала, я не знала одной мудрости: если Бог посылает ребенка, то он дает и средства его вырастить! И сейчас я очень остро это чувствую – удача и везение повсюду сопровождают нас! Сопровождают с того самого момента, когда мы узнали, что Бог смилостивился над нами и послал нам это чудо!
Иногда мне очень хочется посмотреть ауру своего внука, но я боюсь: а вдруг я нанесу своим пристальным разглядыванием ему какой-нибудь вред? По ощущениям, не связанным с визуальным наблюдением его ауры, мне кажется, что она прекрасна, сильна и чиста – в его присутствии у меня проходит головная боль, перестает ныть голодный желудок и совершенно исчезает усталость. Или это делает любовь?
https://ridero.ru/books/blog_nachinayushego_maga/

Танцующий лес

Мы уже второй день на даче у моих будущих родственников. Потрясающая семья, такое впечатление, что мы знаем друг друга очень давно. Мне с ними уютно, но хочется подольше побыть с дочерью. И мы вдвоем ходим туристическими тропами, проходя один маршрут до обеда, а другой – во второй половине дня. Куршская коса производит совершенно сказочное впечатление. Я думала, что таких мест давно нет на земле. Полоса суши шириной в несколько километров между морем и заливом устроена очень рационально, но вмешательства человека в природу почти не заметно. Люди только укрепляют и поддерживают то, что было создано без их участия. К берегу моря через песчаные дюны ведут деревянные ступени, такими же деревянными настилами отмечены туристические тропы, ведущие к самым живописным уголками заповедника. По центру косы проложена вполне пригодная асфальтированная дорога.
По обеим сторонам дороги тянутся полосы деревьев, в основном это – сосны. С одной стороны косы, на морском побережье, дует мощный ветер, поднимая волны и шлифуя песок; с другой стороны, за полосой леса, небольшие, по уральским меркам, озера, отделяемые лишь неширокой песчаной полосой от спокойной глади морского залива. В лесу семейками бегают полосатые кабанчики, над гладью воды кружатся чайки, белые лебеди неспешно скользят по поверхности озер и – о чудо! – морского залива. Оказывается, вода в заливе из-за огромного количества впадающих в него ручейков и речушек почти пресная, поэтому и рыбы, и птицы там встречаются как морские, так и речные.
Туристам запрещено сходить с маршрутов, так как массовые гуляния по дюнам могут привести к их осыпанию, что, в свою очередь, может нарушить экологическое равновесие этого дивного уголка природы. К тому же туристы спешат на свои автобусы и держатся стайками. Поэтому, когда в конце каждой экскурсии, к которой мы пристраиваемся просто послушать экскурсовода, мы, осторожно ступая, спускаемся к заливу, никого нет рядом. Бродить по заповеднику, где угодно, разрешается только жителям деревенек, разбросанных по косе в нескольких километрах друг от друга. Мы гостим в самой дальней, за ней Россия заканчивается и начинается Литва.
Я буквально пожираю глазами бесконечную гладь залива, душа наполняется восторгом перед девственным величием природы. Конечно, впечатление усиливается пустынностью берега и всяким отсутствием признаков человеческой деятельности на воде – нигде не видно ни корабля, ни рыбацкой лодки, ни загорающих туристов. Мне кажется, я узнаю эти места. Дочка смеется.
– Именно в этом месте меня тоже посетило такое же ощущение. И я вспомнила.
– Мне нечего вспоминать, я никогда здесь не была.
– Я тоже. Думай, ну?
– О, Боже! Да это же пейзаж с фотообоев в твоей комнате!
– Точно! Один в один. Я тогда, в магазине, не могла оторвать глаз от этой картинки. А потом, когда мы оклеили стену напротив окна, я подолгу смотрела на легкие волны, чаек, кружащих над ними, солнце, едва освещающее берег сквозь уплывающие облака, и кустики сухой травы на серо-коричневой полосе песка. Пейзаж манил и завораживал. Я не знала такого моря, и эта неизвестность манила меня, мне казалось, что это – не картина вовсе, что в любой момент я могу сделать шаг вперед и оказаться на этом берегу.
– И ты его сделала.
–Да, я сделала шаг в неизвестность и оказалась именно на этом берегу. Странно. Ведь я раньше видела только южные моря, и их экзотическая роскошь пленяла меня, но жить бы там я не хотела. А тут увидела это место, будто шагнула из своей детской, и поняла: это – мое.
– Я понимаю. Ты просто намечтала место, в которое тебя должна была привести судьба. Помнишь, когда мы увидели наш будущий дом, я тоже была поражена – все вокруг было таким, каким я представляла. И ты поддержала меня, хотя тебе это было не сильно надо. Сейчас я понимаю, что тогда ты сделала это ради меня.
– Не выдумывай, мне там тоже было очень хорошо!
Но по едва уловимому выражению глаз человека, которого застали в тот момент, когда он прятал под елкой подарок, я поняла, что была права. Тот наш демарш из третьей столицы в деревню был сделан только ради меня, но мне в этом никогда не признаются. Сердце мое переполнилось любовью.
И вот наш последний поход, самый дальний. Завтра мне улетать. Наш путь лежит в «танцующий лес». Нас повезла на машине будущая свекровь, Ирина. Ей порядком надоело торчать у плиты, она уже давно не выходила за пределы своего ухоженного, ею же спланированного и ее же руками возделанного экзотического кусочка земли с невероятными цветами, идеально подстриженными газонами и крошечным искусственным прудиком, покрытым огромными листьями неизвестных мне водорослей.
Я уже видела на фотографиях и в недавно прошедшем на экранах фильме «Бухта страха» странный лес, все деревья в котором имели удивительно причудливые формы. Никто не знает до сих пор, по какой причине стволы практически всех деревьев в этом лесу закручены самым невероятным образом. Есть несколько теорий, одна из которых сводится к геомагнитной аномалии. Модно, но весьма туманно. Слова есть, а объяснения нет. Любая загадка манит, и не поехать туда было просто невозможно.
И вот я вижу это своими глазами. Недоумение растет во мне. Ладно, если бы в лесу было с десяток таких деревьев, но несколько квадратных километров, засаженных деревьями самого невероятного вида, производят странное впечатление. Без сомнения, это – одно из чудес света. Загадочное и необъяснимое. Глаза разбегаются, хочется подойти к каждому стволу и потрогать каждое дерево. Этот странный участок со всех сторон отделен дорожками, по другую сторону которых растут совершенно нормальные деревья. Стоишь на дорожке и удивляешься: с одной стороны – сплошная витиеватость, с другой – прямые, как и положено, сосновые стволы, кажущиеся еще более прямыми в сравнении со своими «потусторонними» братьями. Королевство кривых зеркал, да и только. Сказка. По ассоциации всплывают слова из другой сказки: «Глазами главное не увидишь, зорко одно лишь сердце».
Я медленно подхожу к ближайшему закрученному в спираль стволу. Закрываю глаза и протягиваю к нему открытые ладони. Шаг, еще шаг, – и я натыкаюсь на стену, она упругая и теплая, я не пытаюсь пройти сквозь нее, я вожу руками по ее поверхности. Она округлая, живая, вибрирующая и одновременно двигающаяся. Я ввожу правую руку в этот сгусток энергии, почти в центр, и рука моя начинает совершать вращательные движения по часовой стрелке параллельно земле, но не абсолютно параллельно, а немного то опускаясь, то поднимаясь вверх. Я уже не помню точно форму дерева, к которому приблизилась, и не знаю, в какой точке нахожусь. Я открываю глаза. Рука моя зависла точно над центром тройной спирали, заканчивающейся торчащей с одного бока абсолютно прямой частью ствола. Именно в этом месте моя рука, описывающая круги, стремилась вверх, но снова опускалась ниже, увлекаемая неведомой силой в энергетическую воронку. Всплыло слово водоворот, я попыталась создать по аналогии энерговорот, и улыбнулась. Что-то это мне напоминало. Я снова закрыла глаза, и память тела услужливо напомнила мне, когда я испытывала похожее ощущение. Когда я пыталась научиться ощущать границы энергетического поля человека и помещала руку у кого-нибудь над головой, то ее тоже постепенно втягивало в энергетическую воронку. Величина воронки, сила, скорость и направление вращения было у всех разное, как разным оно было и у деревьев в этом лесу. Странная энергетика была у этих деревьев. Я еще не поняла, как она влияет на меня, очень уж разной была она у каждой сосны. Но у каждого из деревьев, к которым я подходила, поле – большое, упругое и колышущееся снаружи, – изнутри закручивалось воронкой, причем иногда этот энергетический вихрь шел сверху и уходил в землю, а иногда бил из земли и уходил ввысь. Жаль, что вокруг было так много людей, заниматься опытами было несколько неловко, да и не хотелось, чтобы будущая родня приняла меня за сумасшедшую.
И все же я немного вовлекла и Ирину, и дочку в свои занятия. Сначала мы пролезли вместе с ликующей толпой в отверстие, образующееся стволом дерева, завалившегося набок и образовавшего один виток спирали, но не параллельно земле, а вертикально к ней. И поле здесь было иным, оно вращалось в другой плоскости, втягивая и унося энергию ни вверх, ни вниз, а просто вдаль. Интересно, что люди влезали в эту дыру, а точнее, вползали в нее на животе, именно в направлении энергетического потока, а не против него. Считается, что у того, кто пролезет в это отверстие, пройдут все болезни. Не знаю, у меня ничего не болит, но я тоже пролезла. Так, для профилактики, и ничего не поняла. Да, я в потоке, но в каком? Полезна ли мне эта воронка или нет? Слишком шумно, слишком быстро все происходит, все жаждут исцеления. Ну, какой же дистрофик откажется от бесплатной операции липосакции? Мы не исключение.
Я тяну своих спутниц подальше от дерева-целителя. Нахожу закрученный ствол без особых раздвоений и наростов, просто спираль у самой земли, и прощу их по очереди встать внутрь этой спирали, закрыть глаза и прислушаться к ощущениям. Дочь сразу улавливает то же, что и я. Ирина сомневается, но ей кажется, что она слабеет. Дочка кивает. Она не просто чувствует слабость, у нее кружится голова. А меня еще и подташнивает.
Потом я нахожу другое дерево в стороне от толпы. Его спирали начинаются выше, на уровне пояса. Внутри очень удобно стоять, облокотившись на последнюю спираль, приходящуюся на уровень лопаток. Слабость уходит, энергия бьет здесь из земли, давая силу. Я прошу своих спутниц постоять внутри. Дочка чувствует себя «очухавшейся», а Ирина через минуту заявляет, что ей страшновато, через нее идет какой-то поток, и она не знает, что с этим делать. Я смеюсь:
– Расслабься и получай удовольствие.
– Ну тебя, я серьезно! Я чувствую что-то непривычное, оно входит в меня. Все, я вылезаю.
– Конечно, вылезай, если тебе это неприятно. Но если серьезно – запомни это дерево. Будут проблемы со здоровьем – приходи именно сюда. Не то, в которое все лезут, про то я не все поняла, а именно это – лечит.
– Так, может, они здесь все лечат?
– Все, но по-разному. Это лечит тело. Энергия идет из земли, а вибрации земли сонастраивают твой организм с определенной частотой. Так многие целители лечат – они просто вибрируют в унисон с землей и передают эти вибрации пациенту, пытаясь и его уровень вибраций сровнять с уровнем вибрации Земли.
Дочка сразу поняла, что я хотела сказать:
– То есть причина болезней в нарушении гармонии с Землей?
– Я не медик, но мне кажется, что в этом – одна из причин.
Ирина тоже отнеслась к моим словам вполне серьезно:
– Нужно запомнить это дерево. А остальные?
– Помните то дерево, внутри которого мы ощутили слабость? Там все наоборот. Энергия идет сверху вниз.
– Это что, вредно? – забеспокоилась Ирина.
– Не знаю, могу только догадки высказывать. Сверху идет космическая энергия. Она проходит сквозь человека и уносит в своем потоке дурную энергию из человека, замещая ее на свою космическую энергию. А дурная энергия, то есть злоба, гнев, и прочая дрянь уходит в землю и там перерабатывается в положительную земную энергию. Земля-то – часть Вселенной, она тоже должна находиться в гармонии со своим целым. А под нами что-то вроде лаборатории по переработке энергии.
Я уже шутила, потому что не на все вопросы у меня есть ответы.
Дочка опять поняла больше, чем я сказала:
– Мам, получается, что те деревья, у которых поток идет сверху вниз, лечат душу, унося из нас всякую дрянь, а те, у которых энергия идет из земли вверх, лечат тело?
Ирина присоединилась:
– Значит, нужно, чтобы исцелиться, и там и там стоять?
– Скорее всего, да. Ведь наше тело – часть Земли, а наша душа – часть Вселенной. И, чтобы быть здоровым, не нужно нарушать гармонию по всей линии Земля – Человек – Вселенная. Реально все гораздо сложнее. Это я пытаюсь своими словами высказать слишком сложное.
Дочка хмыкнула:
– Ликбез для неграмотных.
Я парировала:
– Кто бы говорил! Да ты больше моего знаешь, изначально, от рождения. Просто ты молода, и тебя пока волнуют более земные проблемы, а мы уже на полпути, правда, Ирина?
– Это если повезет!
Дочка не выдержала:
– Эй, прекратите упаднические разговоры!
– Ладно, не волнуйся! Я собираюсь жить долго и счастливо и умереть здоровой тогда, когда захочу. Я тут недавно зубы вставляла, врач, мужик такой здоровенный, сильно удивился. Он мне пытался втюхать керамику, а я прочитала, что у нее срок службы – полтора года. Может, конечно, и дольше простоять, но не факт. И дорого очень. Я ему и вылепила: доктор, я собираюсь жить долго, так уж давайте мне что-нибудь покрепче и понадежней! Он засмеялся: впервые такой подход вижу! Обычно женщины просят красиво и незаметно. А я свое – мне, пожалуйста, на всю жизнь, а жить я собираюсь долго и, желательно, больше к вам не обращаясь. Ладно, говорит, сделаем на века! Так что сошлись на металлических мостах.
Мы посмеялись. Уже почти дойдя до машины, дочка снова вернулась к теме танцующего леса:
– Слушайте, а вы как? У меня все еще голова кружится.
– А у меня слабость, – добавила Ирина.
– Мне тоже плоховатенько. Будто на мне пахали.
– Наверное, мы хорошо разрядились, но не достаточно зарядились, – высказала предположение дочь.
– Наверное, много дури накопили, а сейчас ее вынесло, мы и ослабли, – подхватила полусерьезно я.
– Да это нас с голода мутит, – забеспокоилась Ирина, – я вместо того, чтобы готовить, гуляю себе…
– И очень хорошо! Мы сейчас такой аппетит нагуляли, что съедим хоть что, проблем меньше.
Дочка была права, аппетит мы нагуляли отменный.
И только через сутки, оказавшись дома, я заметила, что от моей руки, подносимой к лампе дневного света, не происходит обычного ранее мерцания лампы до ее включения в розетку. Ну, и вымоталась, – подумала я, засыпая. Но прошло около двух месяцев, пока от приближения моей руки снова начала мерцать выключенная лампа дневного света.

https://ridero.ru/books/blog_nachinayushego_maga/

Кафедральный собор

Мой насыщенный жизненный график практически не позволяет мне ездить в отпуск, и когда подруга говорит мне: «Я два года в отпуске не была!», я смеюсь про себя, пытаясь вспомнить, когда я была в отпуске последний раз. И отвечаю себе словами героини Елены Степаненко: «последний раз – никогда!».
И все же я вырывлась на несколько дней к младшей дочери в Калининград. Она уехала туда весной за любимым человеком, против чего мне нечего было возразить, но я так скучаю по ней! С трудом набрала на поездку денег, выкручиваясь между кредитами за дом, за газ и за машинку, которую пришлось взять взамен так не кстати развалившейся предшественницы.
Мы гуляем с дочкой по городу, и радость переполняет меня. Дочка рядом, город производит прекрасное впечатление чистотой и ухоженностью. В каждой клумбе, в каждом сквере все дышит любовью жителей к своему городу. Старинные прусские улочки, на которых каждый особнячок утопает в зелени, соседствуют с чисто советским архитектурным минимализмом. И все же убожества почти не чувствуется, природные красоты сглаживают все противоречия: по зеленоватой глади реки плавают уточки, вдоль улиц незнакомой листвой шелестят каштаны. Мы медленно бродим по набережной, катаемся на речном трамвайчике, и часам к четырем доходим до острова Канта. Дочь ведет меня в Кафедральный собор, который не так давно отреставрирован, и рассказывает мне:
– В нем два органа. Один, более поздний, поменьше, он давно играет. Но в прошлом году отреставрировали старинный орган, он самый большой в Европе, в войну был разрушен. Сейчас там концерты по вторникам и четвергам, сегодня как раз четверг. Может, попадем.
Мы подходим ближе и видим афишу. Концерты, действительно, по вторникам и четвергам, но в 11 и 14. А сейчас уже 16. Мы слегка расстроены, но собор так великолепен, что мы все равно идем в кассу, чтобы взять билет и просто посмотреть его изнутри. И тут – такое везение! Кассир сообщает нам, что через пять минут состоится дополнительный концерт, так как из Москвы приехал известный органист. Здорово! У нас еще есть несколько минут, чтобы оглядеться. Не очень большой зал с невероятно высокими сводами почти полон, человек двести рассаживаются по местам. Это – такие же везунчики, как и мы. Если бы не дополнительный концерт, то мы вряд ли смогли бы купить билеты, даже если бы пришли вовремя. Орган располагается намного выше нас, на антресолях. Вся стена перед нами, фактически скрывающая исполнителя, представляет собой жанровую сценку: ангелы от младенцев до юношей играют на различных музыкальных инструментах. Они пока неподвижны. Я говорю дочке:
– Знаешь, я смотрела трофейный немецкий фильм, старый, довоенный еще, так там все эти фигурки двигались!
– Не может быть! И так реставрация в копеечку влетела, вряд ли дело дошло до столь тонких деталей! Механизм-то, наверное, сложный!
– А впечатляет, правда? Меня всегда влекут изображения ангелов в любой форме, а тут такое! Взгляд не могу отвести.
В небольшом просвете балюстрады показался исполнитель – молодой армянин лет тридцати. Я почти не разобрала слов. Эхо разносило звуки, они отталкивались от стен, возвращаясь к нам снова. Я наклонилась к дочери:
– Малыш, ты поняла, что будут исполнять?
– Я разобрала только фамилию Баха.
– А я Генделя. Ну, в конце концов, главное не автор, главное – музыка.
Пока не взят первый аккорд, я настраиваюсь на восприятие. Я кладу руки на колени ладонями вверх, дочка смотрит на меня вопросительно. Я шепчу:
– Музыка – это вибрации, а вибрации так лучше воспринимать.
Она делает то же самое. В моей полной забот и радостей жизни почти нет места живой музыке – только диски. А мне так давно хотелось попасть на концерт классики, в последнее время мне стало казаться, что я, возможно, уже смогу что-нибудь почувствовать, несмотря на полную музыкальную безграмотность и отсутствие музыкального слуха.
Первые ноты взорвали все вокруг. Бах. Интересно, это фамилия или псевдоним? Стыдно быть такой неграмотной. Но если псевдоним, то очень точный. Сплошные всполохи, вспышки, взрывы и удары молний. Что-то слишком мощное и громкое для меня. Я прислушалась к себе. Вибрации буквально выворачивали наизнанку. Меня била крупная дрожь (надеюсь, никто этого не замечает, – пронеслось в голове). О чем так агрессивно и мощно рассказывает эта музыка?
Я закрыла глаза и попыталась увидеть картинку внутренним зрением. Какова ее цветовая гамма? Я снова погрузилась в себя, пытаясь соотнести вибрации с цветом, но видела лишь вспышки – одна ярче другой. Через абсолютную тьму пробивались всполохи – от розовых до красных, вспышки – от золотистых до огненного, всепоглощающего пламени, выжигающего меня изнутри. Если бы не величие момента, я бы охарактеризовала свое состояние просто: меня колбасило. Я попыталась понять не чувствами, а рассудком, что означает это слияние вибраций и цветов, и ответ пришел ниоткуда: один из опусов повествовал о создании Вселенной Творцом. Вряд ли речь шла о большом взрыве, хотя внешне музыка ему вполне соответствовала. Скорее, бьющая через края безбрежной тьмы и первородного хаоса энергия любви и созидания творца, победно завершающего свое великое дело материализации нашей Вселенной. Второй опус был немного спокойнее, как будто Господь наблюдал за делом рук своих, то радуясь, глядя на царящую во Вселенной любовь, то гневясь безмерно на воюющие друг с другом народы. Нет, не народы. Война миров, не больше, не меньше. И в следующем опусе (не знаю, фуге ли, или мессе) Гнев Богов достиг такого накала, что Вселенная содрогнулась в предчувствии конца. Я сжала ладони и открыла глаза. Я больше не хотела это воспринимать, как не хотела бы присутствовать при конце света.
Последние аккорды я уже не пропускала через себя. Я просто наблюдала обычным человеческим зрением за реакцией зала. Неужели только я испытала такой ужас, что не смогла дослушать? Я слегка скосила взгляд. Сидящие впереди в крайних справа креслах были видны мне на фоне почти белой стены. Чувствительное боковое зрение услужливо зафиксировало свет над седой головой пожилого слушателя. Свет этот, диаметром около полуметра, дрожал и менял очертания – он то вспыхивал ярче и большим золотистым шаром окутывал голову старика, то вдруг тускнел и съеживался, когда очередной музыкальный удар обрушивался на его голову. Бедный, он был также восприимчив, он также не знал, куда спрятаться от гнева Богов! Моих, в самом зачаточном состоянии способностей, оказалось достаточно, чтобы увидеть его смятение. Музыка стихла, и свечение вокруг его головы стало обычным ореолом, который есть у каждого из нас. Рассеянным и едва заметным.
Исполнитель дал нам минутную передышку. И хорошо. Пожалуй, Бах – не для меня. Он слишком божественен и слишком напорист. Эдакое Вселенское добро, которое агрессивно вбивается молотом в мою неподготовленную душу. Дуализм, закон единства и разделения, порядок, возникающий из хаоса и поддерживаемый железной рукой. Многовато для меня. Видать, не доросла.
Музыка автора, так и оставшегося для меня неизвестным, полностью восстановила мои силы. Это была чудесная и простая музыка, не претендующая на Вселенские масштабы. Вибрации, сходные с теми, которые я ощущаю в ответ на любовь, посылаемую мною матери-земле, полностью восстановили утраченные силы и вернули умиротворение. Я закрыла глаза и раскрыла ладони навстречу музыке. Земной день от рассвета до заката понесся перед моим взором. Скромность полей и величие гор, мощь океана и журчание ручейка – все было близко мне и не вызывало отторжения. Любовь земная наполнила каждую клетку, музыкальные вибрации попали в резонанс с основными, доминирующими вибрациями моего организма. Меня уже не трясло, меня покачивало, баюкало и ласкало. Эта музыка могла бы стать музыкой для моих медитаций. Здорово исполнитель составил концерт. После разрушительных (для меня) ударов Баха нужна была именно такая музыка. И все же в ней чего-то не хватало. Не дотягивала она до Вселенских масштабов Баха.
И вдруг – волшебство, невероятное попадание в цель, полное соответствие моим ожиданиям. Гендель. Я просто знала это, хотя никогда его не слышала. Бесконечная и загадочная Вселенная посылала мне свою любовь. Любовь творца была безусловной, она пронизывала насквозь, наполняя живительной силой каждую клетку и исцеляя недуги. Отец небесный, любящий и не осуждающий, смотрел на землю с отеческой улыбкой, даря свое благословение всем – рыбам и птицам, грешникам и праведникам. Благоговение наполняло душу, слезы счастья готовы были брызнуть из глаз. Это был мой Бог, любящий и прощающий, моя музыка – исцеляющая и очищающая душу.
Я почувствовала легкий толчок в бок и посмотрела на дочь. Та молча подняла глаза. Я сделала то же самое и перестала дышать: ангелы наверху двигались и играли на своих инструментах. Мальчик-подросток с курчавыми золотыми волосами играл на трубе, крошечные ангелочки выводили свои партии на флейтах, а юная полуобнаженная дева перебирала струны арфы. Конечно, сейчас я описываю общее впечатление, а не реальные детали. А впечатление было одно – нет никакого исполнителя, это ангелы играют нам божественную музыку любви к человеку. Ко мне, к моей дочери, к тому старику справа от меня… Кстати, как он там? Я взглянула краем глаза и обомлела – голубое сияние играло у него над головой. Он тоже купался в любви. Он принимал любовь и излучал ее. Как жаль, что концерт заканчивается, как жаль, что моих способностей не хватило, чтобы увидеть смену аурических цветов у всех слушателей! У всех людей на земле! Ой, а ведь я не умею видеть глазами ауру в цвете… Или все-таки немножко могу?
https://ridero.ru/books/blog_nachinayushego_maga/

Насекомые

Мы с сестренкой частенько ходим в лес, иногда за грибами, но чаще просто так – осваиваем окрестности. Мы можем бродить там целый день, любоваться летним буйством красок и трогательными осенними пейзажами, но между нами есть разница. Я всегда беру с собой мазь или аэрозоль от кровососущих насекомых, а она – нет. И ее не жалит никакая тварь: ни комары, ни слепни, ни оводы. А когда мы выходим из леса, и я начинаю заниматься всегда в изобилии наличествующими в своем хозяйстве делами, она заваливается в траву позагорать, и спокойно засыпает в одном купальнике. И никто ее ни разу не укусил. Однажды я не выдержала и стала допытываться:
– Ты мне скажи, почему я вся искусанная, хотя пользуюсь мазью от комаров, а тебе хоть бы хны? Давай, колись, в чем секрет?
– А ты смеяться не будешь?
– Ой, да ладно! А то ты моих насмешек боишься!
Она потупилась:
– Тут два фактора действуют. Во-первых, в лес нужно идти с миром и покоем в душе.
– Это я хорошо понимаю. И ничего смешного не вижу. Я только в лес захожу, сразу расслабляюсь и люблю весь мир.
– Тогда у тебя должно получиться. Меня бывший свекор научил. Он последние годы, на пенсии, баранов пас. А в Сибири всякой летающей твари не меньше, чем у нас. А аэрозолей не напасешься. Так он с насекомыми договаривается. И меня научил.
– Ни фига себе! И как вы это делаете?
– Он считает, что у каждого отдельного насекомого разума нет, а у всех вместе все же существует коллективный разум, который ими и управляет. Вот с ним и нужно договариваться.
Я все же снасмешничала:
– Договор письменный или устный?
Она поддержала шутку:
– Кровью подписанный! Будешь смеяться, не буду рассказывать!
– Все, не буду. Я в принципе про коллективный разум слышала, и вполне эту концепцию принимаю. Давай конкретно, как это происходит?
– Захожу в лес, здороваюсь со всеми, и обращаюсь к их коллективному разуму, или духу: так, мол, и так, пусть твои детки меня не кусают, а я обещаю, что их не буду убивать!
– А дальше?
– А дальше главное – набраться терпения и не обращать внимания на их писк. Роиться они все равно не перестанут, а кусать не будут. Но стоит забыться и хлопнуть хоть одного, все, договор расторгнут, заедят.
– И что, все насекомые слушают своего духа?
– Почти. С мошкой договориться пока не удается. Какая-то она плохо управляемая. Да ты сама попробуй, у тебя получится.
– А помнишь, тебя клещ тяпнул?
– Помню. Только я сама виновата была. Я тогда в лес пошла не с любовью, а с горя, очень мне плохо было. И не смогла сразу себя восстановить. А насекомые недоброго человека сразу чувствуют.
– Это ты права. Как-нибудь попробую. Только боюсь, что я за свою жизнь столько комаров ухлопала, что их разум со мной дел иметь не захочет!
В это лето насекомых было как никогда много, особенно днем досаждали пауты, не давали работать на участке, да по вечерам тучи комаров и мошки мешали поливать огород. Половину ледяной воды из шланга я выливала на себя, а не на грядки, струей сбивая присосавшихся комаров с искусанных ног. Наутро пожаловалась Маринке, местной молодой женщине, веселой, симпатичной и говорливой:
– Ой, не могу, совсем комары зажрали! А ты, вроде, совсем не покусанная!
– А меня бабушка еще в детстве научила. С ними разговаривать нужно, вернее, с их божеством. Как они начнут забывать уговор, нужно снова напомнить.
– И что, всегда помогает?
– Нет, под настроение.
И тут я всерьез задумалась. Сибирский мужик и бабушка из Уральской деревни учили практически одному: будь благодушен и договаривайся. С кем? Недавно прочла «Космоконцепцию розенкрейцеров». Гендель тоже вполне аргументировано доказывает, что у каждой группы животных есть свой коллективный дух. Они и от человека-то отличаются тем, что нам каждому дан индивидуальный дух наравне с коллективным, а у них только групповой. Интересно, нужно попробовать!
Как и в любом другом деле, я пытаюсь в уме составить некую магическую формулу или попросту молитву, но все слова кажутся глупыми, и я оставляю это занятие. Вечером, после работы, пропалываю грядки. Комары тучей вьются надо мной, и слова находятся сами:
– О великий дух, управляющий комарами! Скажи своим деткам, чтобы он меня не кусали! А я обещаю тебе, что не стану их убивать! Прими мое уважение и любовь ко всему сущему! Пусть мир между нами будет вечен!
Так, немного высокопарно, но, главное, искренне. Работаю дальше, прислушиваясь к гудению комаров. Оно не смолкает, некоторые из них садятся на мои голые руки и ноги, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы их не прихлопнуть. У меня такое впечатление, что они меня «считывают», включилась программа распознавания образов. Подлетают к добыче, хотят моей кровушки, а тут – на тебе! Табу! Ворчу себе под нос:
– Ах вы, непослушные! Вы что, в Бога своего не верите! Нехристи! Не вынуждайте меня нарушить договор! Не дождетесь!
Соседка из-за забора наблюдает, как я разговариваю сама с собой, и не выдерживает, подходит поближе:
– Ты там с кем разговариваешь?
– Да, с комарами. Договариваюсь о ненападении.
Она смотрит на меня с недоверием и сомнением: уж не сорвало ли у меня крышу. Я объясняю ей, в чем тут фишка. Соседка у меня вполне нормальная практичная женщина, я думала, на смех меня поднимет, но она относится к моему рассказу серьезно.
–А я на них просто внимания не обращаю. А когда уж совсем достанут, поворачиваюсь и ухожу в дом. Надо попробовать.
Уж не знаю, попробовала она или нет, но мне явно помогает. Конечно, и среди насекомых попадаются безбожники, но редко. В целом это вполне вменяемое и управляемое племя. Кроме мошки. Может, мы просто еще не нашли к ней подход?

https://ridero.ru/books/blog_nachinayushego_maga/

Он схватился за телефон, начал куда-то названивать, но то ли сотовый у водителя не брал, что вполне вероятно, то ли Санька прикидывался дурачком.
– Ничего не получается. Придется оставаться. Только я один не лягу.
– Слушай, ты меня достал. Одевайся, довезу тебя до Березовского, оттуда такси возьмешь. Дальше не повезу, права отберут.
– Со мной не отберут, я тебя отмажу.
– А на обратном пути кто меня отмазывать будет? Я даже твоего телефона не знаю!
– Я тебе сейчас продиктую.
– Пошел ты на фиг! Это ты там – фигура, а для наших ментов – просто пьяный старик. У тебя что, пятисотки на такси нет?
– Обижаешь!
– Тогда подъем! Быстро оделся, вот я в полиэтиленовый пакет все твое барахлишко складываю, которое водитель из машины выложил, смотри, не потеряй!
Он послушно оделся и позволил запихать свое длинное тело в мою крохотную машинку. По дороге валял дурака, представляясь более пьяным, чем был на самом деле, время от времени спрашивая, кто я и куда его везу. В отместку я пыталась вырвать у него страшную тайну, в какой гостинице он остановился. Санька делал вид, что забыл.
– Слушай, не валяй дурака! Что я таксисту скажу? Вези туда, не знаю куда?
– А я не помню. Ну, там еще американское посольство!
– Это в Москве, у нас только консульство. «Трансотель»?
– Да. Нет. Не помню.
– Какая конспирация. Назовите все явки и пароли, а то сейчас в лесу высажу.
– Не скажу.
– А ты уж не боишься ли, что я стану тебя преследовать своими визитами?
– Я с удовольствием. Поехали ко мне в гостиницу!
– Сейчас! А то мне дома плохо было! Не мешай вести машину. И так там остановка такси рядом с ГАИ. А о свирепости наших гаишников легенды ходят.
– Со мной тебе нечего бояться.
– Скорее наоборот.
Худо-бедно, доехали без приключений. Но на остановке такси не оказалось. Пришлось ехать на автовокзал. Я вручила Саньке полиэтиленовый пакет, с которым он смотрелся, как президент с авоськой, и подошла к таксистам. Один из них согласился отвезти пьяненького:
– Пятьсот рублей!
– Двести! – вдруг вполне трезвым голосом произнес Санька.
– Ты что, обалдел! Я же тебя предупреждала, что здесь такса – пятьсот рублей!
Санька уперся:
– Я сказал: двести!
Таксист не выдержал:
– Ты у себя дома командуй! За двести шагай, вон маршрутка стоит.
Я потянула его за рукав в сторону маршрутки, от греха подальше. Еще не хватало, чтобы таксисты ему накостыляли
– Ты чего развыступался? Теперь тебя никто не повезет.
– Это я так, повыебываться.
С тех пор, как он понял, что его здесь не собираются ублажать, его лексикон стал гораздо беднее. Но меня этим не возьмешь.
– Ну, и довыё… На маршрутке поедешь.
Он заржал:
– Ты что, серьезно?
– Поторопись, другой может не быть.
Я за руку втащила его в маршрутку и усадила в кресло. Он сел, удивленный и обиженный.
– Смотри, пакет не потеряй! Сейчас, посмотрю, как маршрутка тронется, и уйду. До свидания.
– Уходи прямо сейчас, пока я не передумал.
Я не стала спорить и пошла к своей машинке, не оборачиваясь. Села, закурила и в зеркало заднего вида понаблюдала, не сбежит ли мой милый друг. Но все обошлось. Двери закрылись и повезли Саньку в город. Я подумала: навстречу новым приключениям. И испугалась. Он слишком показно хорошо одет, он слишком выделяется из толпы, слишком самоуверен. Не схлопотал бы по балде. Хулиганы не станут разбираться, в каких таких трех буквах он служил. Дадут сзади по башке, да разденут. Я решила набрать Валькин номер, может, она кому-нибудь из приятелей звякнет, чтобы его встретили и присмотрели. С другой стороны, дослужился же он как-то, не в игрушки играл. Авось, пронесет. Я пару раз набирала Валькин номер, но никто не отвечал. На обратном пути я дала себе слово, что первый и последний раз еду пьяная за рулем: светофоры я замечала в последнюю минуту, а там, где всегда еду шестьдесят, гнала все восемьдесят, замечая, что еду быстрее обыкновенного, только по реву мотора, умоляющего переключить передачу.
Валька позвонила часа через два. Они ходили в ресторан, у их молодых было какое-то семейное торжество, и телефон она оставила дома.
– Катька, ты чего звонила? Все в порядке? Как Санька, не очень пьян?
– Не знаю, он часа два, как уехал. Из Березовска, на маршрутке.
– Чего? Ты с ума сошла? Как на маршрутке? А водитель?
– Он его раньше отпустил. Потом он напился и повел себя неадекватно. Я погрузла его в свою машинку и отвезла в Березовск. На такси ему показалось дорого, и я посадила его в маршрутку.
– А вещи при нем были?
– Все, что было, я сложила в полиэтиленовый пакет и сунула ему в руки.
Катька истерически хохотала:
– Санька в маршрутке с пакетиком! Ой, не могу! Я сейчас лопну! Он лет двадцать общественным транспортом не пользовался!
Я тоже хохотала, как ненормальная.
– Кать, а вдруг с ним что-нибудь случилось! Он ведь Чечню прошел, жалко.
– Чечню прошел, а в Березовской маршрутке его подстерегают страшные опасности!
Мы снова заржали. Прохохотавшись, Валька не выдержала:
– Ты что, не могла его у себя оставить?
– Выходит, что не могла. Думаешь, мне охота была пьяной за руль садиться?
– Ты что, правда, пьяная?
– К счастью, не сильно.
– А ты чего его выперла-то?
– Чего-чего! Он на мою невинность покушался, мудак!
Мы снова похохотали. Еще бы, такие страсти на шестом десятке!
– Я что-то в этом роде и предполагала! Уж очень он к тебе рвался!
– Предупреждать надо!
– Слушай, не злись! Что тебе, жалко хорошего мужика утешить?
– Сама бы и утешала!
– Я замужем.
– А я нет, так всех утешай! И чего его утешать? Здоровый успешный мужик!
– Он хороший, только несчастливый. Чечню прошел, семью потерял…
– Погибли?
– Нет, жене ждать надоело. А ты!
– А я ему говорю: ты мужчина видный, заведи себе молоденькую, они таких любят, а он отвечает: не хочу молоденькую, хочу умную.
– Так он уже женился на молоденькой. Да что-то не прет! Все-таки жалко его, он столько прошел!
– Эй, ты мне измену Родине не шей, а то я себя уже предателем стала чувствовать! Знала бы, что такой герой – сразу бы отдалась! Слушай, а меня теперь не репрессируют?
Мы снова покатились со смеху.
– Не горюй, я тебе передачки носить буду, сухарики.
– Я предпочитаю «Три корочки».
– Это слишком дорого, я тебе сама насушу.
– Валь, ты уж виду не подавай, что в курсе. Это я тебе рассказала, чтобы хоть кто-то знал, если со мной что-то случится, как дело было. Мы снова похохотали.
И все же беспокойство не оставляло обеих.
– Катька, а что делать-то?
– Может, гостиницы обзвонить?
– Правильно. А ты знаешь, под какой фамилией он остановился?
Мы снова захохотали. Я немного подумала:
– Знаешь, вариантов не так уж много: «Трансотель», «Октябрьская» и «Атриум». Не в «Доме колхозника» же он остановился!
Мы снова посмеялись.
Я вдруг брякнула:
– А все-таки приятно. Первый раз в жизни меня приехали трахнуть на правительственной машине!
Смех перешел в истерику. Просеявшись, Валька выдала конструктивную мысль:
– Позвоню приятелю, у него охранная фирма, как раз эти гостиницы обслуживает.
– Здорово! Не забудь перезвонить!
Минут через двадцать Валька сообщила, что наш дружок находится в «Атриум Паласе» на юбилее, который чуть не пропустил из-за меня.
– Штрудель кушают. Слава Богу, жив-здоров.
– Вот и ладненько. А ты чего-то уж очень заволновалась?
– Еще бы, вся наша фирма работает на него, слышала о строительстве международного терминала к саммиту? Он нас курирует от Москвы.
Я слышала.
– Крышует что ли?
– Ну, типа того.
– Понятно. Выиграли тендер, теперь расплачиваетесь?
– Не мы одни. Почти все проекты через него идут. Ой, что-то я разболталась.
– Пить нужно меньше. Давай так: я тебе ничего не говорила, а ты мне.
Мы снова посмеялись.
Я повесила трубку и задумалась. В голове щелкнуло, и из разных, казалось бы, не имеющих отношения друг к другу событий, сложилась цельная картина. Это было пару лет назад, мы только что купили дом и погрязли в долгах. Дочь как раз искала новую работу, и ей предложили должность менеджера в солидной, казалось бы фирме. Зарплата не большая, но с перспективой. Первый месяц ей придется ездить на работу в уездный город А. за сто километров, чтобы организовать там филиал, точнее, филиал там уже был, но топтался на месте, не зная, с чего начать.
Фирма многопрофильная, занимается всем, начиная от логистики и лизинга, заканчивая строительством объектов к саммиту, в том числе того самого, который сейчас упомянула Валька. Деньги у местных ребят были, крыша тоже, а вот специализацию они пока не выбрали. Нужно было изучить местные условия, что на их рынке нужно, а что можно от них сплавить подальше. В общем, обычное маркетинговое исследование, да ребят поднатаскать маленько. Через месяц обещали офис и работу в городе. Принимали, как в космонавты. Собеседования шли одно за другим. Решающей была встреча с боссом из Москвы, про которого шепотом говорили, что он бывшая шишка из ФСБ, мозг и теневой хозяин фирмы. Звали его Иван Иванович, фамилии никто не знал. Встреча произошла в аэропорту, заняла десять минут и протекала в теплой и дружественной обстановке. После чего дочь была принята на работу.
В уездном городе А. ее встретили хорошо, понтов не жалели. Ребята оказались вчерашними братками, без образования, но с бабками и неуемной жаждой знаний. Дочка учила их работать на компьютере, пользоваться Интернетом, составлять грамотно договоры, читала лекции по лизингу, вела переписку на английском языке с предполагаемыми партнерами по бизнесу. Ребята приняли ее хорошо, но платить не спешили – кто нанимал, тот пусть и платит. Зарплату, правда, выдавали, но ежедневные поездки по сто километров туда и обратно за свой счет очень утомляли. Прошло три месяца, а открытие офиса в нашем городе все откладывалось. Езда по гололеду на старенькой девятке становилась не безопасной, и мы с дочкой решили послать их международную корпорацию ко всем чертям вместе с их перспективой.
Теперь сложилось два и два. Возможно, дочка поработала в фирме моего одноклассника, главбухом в которой была Валька! Или в крышуемой им. Как тесен мир. Иногда полезно неоднократно менять фамилии. Я пару раз была замужем, и у дочери фамилия моего второго мужа. Как хорошо, что она оттуда сбежала, и теперь мы от Ивана Ивановича не зависим. Думаю, вот позвонит Санька еще когда-нибудь (может, извиниться захочет), а я ему так небрежно:
– Здравствуйте, Иван Иванович!
Пусть подергается. Стоп. Нельзя. Подумает, что Валька заложила. А интересно, она знает только то, что он их курирует, или догадывается, что он – еще и их хозяин? Короче, он их имеет. Два раза и со всех сторон. Да, с головой он явно дружит. А если бы моя дочь там работала, то как бы я выкручивалась из сложившейся ситуации? А все равно смешно. Иван Иванович – в маршрутке с полиэтиленовым мешочком! Я еще посмеялась, послала всех подальше и пошла медитировать перед крепким здоровым сном. Как хорошо, что вся эта кухня меня не касается! Буду помалкивать в тряпочку. Ничего не знаю, ничего не вижу, ничего никому не скажу!
https://ridero.ru/books/blog_nachinayushego_maga/

Встреча

Совершенно случайно вчера устроила себе похохотать. У меня давно не было свободной минутки, так как я стала бабушкой, и забот существенно прибавилось, как прибавилось и радости, и такой щемящей, всепоглощающей любви, что силы удваиваются, а свои ежедневные проблемы уходят на задний план. Но зима все ближе, и кроме меня никто не подготовит к ней мое «поместье». В пятницу увезла в город гостившую у меня дочку с внуком и собакой, навела в доме порядок, перестирала, а в субботу занялась подготовкой к зиме. Я утепляла скважину, когда запел сотовый. Звонила моя школьная подруга:
– Катька, привет! У меня для тебя сюрприз! Передаю трубку.
Незнакомый голос представился:
– Это я, Санька!
– Какой Санька?!
– Да Смирнов!
– Вот это да! Сколько же мы не виделись? Лет десять?
– Пятнадцать. Я считал.
– Давно ты здесь?
– Дня три уже. Мы тут пьем с мужьями одноклассниц, они уже больше не могут. Валька дала твой телефон, я давно хочу тебя увидеть.
Я тоже хотела с ним повидаться, но смутные сомнения закрались в сознание: уж не для того ли ему Валька дала мой телефон, чтобы от него отделаться? Я продиктовала свой адрес и спросила, как он сможет до меня добраться, ведь он пьян и не сможет сесть за руль.
– Для этого водители есть.
Я попросила его передать трубку Вальке.
– Он что, на такси приедет?
– Кать, да ты что? У него водитель в машине сидит. Не волнуйся. Я их сейчас отправлю и перезвоню.
– А он с кем там?
– С Танькиным мужем, мой уже не может больше, у него язва.
– Ладно, пусть едут. Как выедут, перезвони.
Хорошо, что работа по утеплению скважины подходила к концу. Я как раз возвращалась в дом, когда Валька позвонила снова:
– Ну, они выехали.
– Сколько их? Мне на сколько человек накрывать?
– Их один. Он сейчас Танькиного мужа домой завезет, тому завтра в командировку. Потом в магазин заедет.
– Вот и хорошо. От меня до тебя езды часа полтора, так что часа два у меня по любому есть. Слушай, а он очень пьян?
– Да нет, трезвей всех. Армейская закалка. Генералом стать – здоровье нужно.
– А он у нас что – генерал?
– Мать, да ты что, с дуба рухнула? Выше держи.
– А что, выше бывает?
– Бывает. На пару звезд.
– Да иди ты! Ну, и фиг с ним. Для нас с тобой он все равно Санька.
Валька как-то глупо хихикнула и поддакнула, но в переводе на русский это означало: а ты все такая же наивная!
– Слушай, он звонил с твоего сотового, дай мне его телефон, я буду его направлять, а то они заблудятся.
– Ты что, его номера нет ни у кого. А что он тебя найдет, можешь не волноваться! Забыла, где он служил?
Тут я вспомнила, где именно он служил, и посмеялась над собой.
– Так он уже не служит?
– Формально – нет. Но положение он занимает…
– Да, ладно. Мне без разницы. Не президент же…
Валька многозначительно помялась:
– Ну, не президент, но…
Понятно, военная тайна. Не очень-то и хотелось. Впрочем, Валентина всегда относилась с большим почтением к чинам и званиям, наверное, потому, что муж ее как-то очень быстро сделал карьеру, и круг их общения сразу переменился. Впрочем, она всегда тепло относилась к одноклассникам. Особенно к тем, кто достиг больших высот, съязвила я про себя. Странный у нас был класс. Веселый, дружный, шкодливый, а в результате больше половины имеет научные степени и звания, руководят кафедрами, институтами и клиниками. А тут еще и генерал! Ладно, посмотрим!
Я бросилась приводить себя в порядок. Отмылась, соорудила на скорую руку что-то на голове, чуть-чуть подкрасилась и стала накрывать на стол. От радостной суеты я раскраснелась, как никогда, и мое отражение в зеркале мне понравилось. Я призадумалась, что мне надеть, и решила не выпендриваться, чтобы Санька не подумал, что я для него вырядилась. Я натянула чистую просторную футболку и короткие вельветовые брючки в тон и осталась собой довольна: скромненько и со вкусом.
Санька приехал, когда уже смеркалось. Шикарную черную машину с водителем и правительственными номерами оставил у ворот, а когда я попыталась пригласить в дом и водителя, он пресек мои поползновения одним жестом. Мы тепло обнялись, как и подобает старым друзьям. Мне вручили розу и пакет с дарами, я извлекла оттуда только напитки, закусок на столе и так хватало. Одет Санька был просто безукоризненно, все было дорого и сидело идеально. Я выглядела простушкой, каковой, по сути, и была.
Давненько я не слышала столько теплых слов и комплиментов и моему уму, и моей внешности. Щеки у меня горели, глаза блестели. Я смотрела на него с явным удовольствием, почти с любовью. Он был оттуда, из моего детства, из моей юности, которых я почти не помню. Много было такого, о чем я не хочу помнить, а заодно память закрыла для меня и многое хорошее. Странно, но я не раз замечала, что мои одноклассники помнят многое из того, чего не помню я. А многого я просто, оказывается, не знала. Пока мои школьные товарищи влюблялись и грызли азы наук, я гоняла во дворе в футбол и выживала в среде хулиганов и в непростой семейной ситуации.
Себя я помню маленькой толстой суровой девчонкой, всегда готовой к отпору. Так мы и с Санькой подружились. Он пришел в нашу элитную школу, когда мы уже не плохо болтали по-английски, и вынужден был много заниматься, чтобы догнать остальных. Приехали они неизвестно откуда, и суровый уральский климат не пошел ему на пользу – он вечно был покрыт какими-то пятнами – следами то ли аллергии, то ли авитаминоза.
К тому же он был очень высоким, но тощим. Парни встретили его в штыки, травили и шпыняли, а иногда и лупили, провоцируя на драку, но он почти никогда не сопротивлялся, и я не понимала, то ли он слабак, то ли воспитание ему не позволяет давать сдачи. Мне было его жаль и стыдно за ребят, которые никогда раньше так себя не вели. Я же была драчлива, не боялась ничего и никого, в классе ко мне относились уважительно и с опаской, поэтому мне ничего не стоило пару раз заступиться за Саньку, что несколько облегчило его положение. Постепенно он влился в коллектив, и все, казалось, забылось, но его теплое отношение я ощущала и сейчас.
Мы разлили водочку по моим крошечным рюмкам, которые я поставила специально, памятуя, что Санька пьет уже не первый день. Думаю, не понравится – поставлю побольше, но он промолчал. Мы пили наперстками «Абсолют», смотрели с удовольствием друг на друга, болтали о себе и одноклассниках. Санька был галантен и сыпал комплиментами. Получалось, что я сейчас красивее, чем в юности. Я с удовольствием верила. Кстати сказать, он тоже был весьма недурен собой: высокий, худощавый, в седине, которую принято называть благородной, с серыми умными глазами, еще не утратившими блеск. Я спросила его, как ему живется в городе Н, и он немного обиделся. Оказывается, он давно живет в Москве и считает, что все об этом знают. Я чувствовала, как ему хочется поговорить о себе, любимом. Тогда я прикинулась, что понятия не имею, кто он и что он.
– Санька, а ты уже на пенсии?
– Я в отставке.
– А что работаешь? На пенсию, конечно, не прожить!
– Не в этом дело. Пенсия у меня не маленькая. А работаю, чтобы мужиком себя чувствовать.
– Понятно, добытчик и кормилец!
– Я тебе по-простому скажу…
– Валяй!
– Пока я что-то значу, пока от меня многое зависит – у меня стоит. А пока стоит, я – мужик.
– Я тебе также по-простому отвечу: а на пенсию турнут – стоять не будет, и ты уже не мужик?
– Конечно.
– Какая у тебя интересная половая самоидентификация! Первый раз слышу такое от мужчины!
– Все так думают, не все признаются. Власть возбуждает. Поэтому я буду работать до конца.
– Ну, дай тебе Бог! Давай за это и выпьем!
Санька понял, что разговор меня не заинтересовал, тему власти и богатства развить не удастся, и начал меня подначивать:
– Кать, а ведь ты была среди нас самой умной, почему ты так живешь? Чем ты занимаешься? Как ты одета? Ты – такая красивая, тебе нужно лучше одеваться.
– Я дома, мне здесь очень хорошо. Я нашла свое место на земле. А одета я так, как считаю приличным для хозяйки. Уж не думал ли ты, что я надену для тебя вечернее платье?
Он слегка смутился (или сделал вид), но тут же продолжил:
– А чем ты занимаешься!
– Любимым делом. Я хорошо делаю работу, которая доставляет мне радость. Еще и платят не плохо.
– Но с твоими мозгами ты могла бы…
– Слушай, я десять лет занималась программированием, шевелила мозгами, но не чувствовала себя такой счастливой, как сейчас. Я догадываюсь, что ты хочешь сказать: если ты такая умная, то почему такая бедная?
Я улыбалась, он не мог вывести меня из равновесия. Может быть, по его меркам, я бедна, как церковная крыса, но по моим – у меня было все, о чем может мечтать человек. И добилась я всего сама, а многое буквально сотворила своими руками, никогда никого ни о чем, не прося, ни разу не поступив против своей совести.
Он слегка отпрянул. Видимо, я попала в точку. Ему очень хотелось поговорить о бизнесе и его успехах.
– Просто ты могла бы…
– Хорошо, скажи, кем бы ты меня хотел видеть?
Он долго подбирал слова, его мужской шовинизм не подбросил ему ни одной продуктивной идеи, где же себя могла бы проявить умная женщина, и он брякнул:
– Замужней женщиной.
– Я в эти игры больше не играю.
– У тебя никого нет, поэтому ты так говоришь?
Я расхохоталась:
– Ты не поверишь, но я до сих пор не обделена мужским вниманием.
– Так в чем же дело?
– Ты рассуждаешь, как мужчина. Тебе кажется, что женщина без мужчины – пустое место. Наверное, тебе попадались такие женщины. Я жить-то по-настоящему начала, когда с последним мужем разошлась и завязала замуж ходить. Я – счастливая мать, а с недавних пор и бабушка, у меня есть любимый человек, но все это – внешняя атрибутика. Дань общественным представлениям о месте женщины. Когда я беру на руки внука, и он смотрит на меня с таким безграничным доверием, я просто таю и благодарю Бога. Впрочем, тебе это, наверное, понятно, ты, поди, уже давно дед?
– Нет.
– А как твои девчонки?
– Все нормально. И все-таки, я не верю, что тебе совсем не хочется замуж?
– Ну, не верь. Я тебя не собираюсь ни в чем убеждать.
– Тогда объясни мне, что тебе мужики плохого сделали?
– Ты можешь представить, что я кому-нибудь позволила бы сделать мне плохо?
Он засмеялся:
– Пожалуй, нет. Тогда в чем дело?
– Я сама иногда думаю об этом. Мои мужья всегда пытались меня сломать. Хотели, чтобы я думала, как они; общалась, с тем, с кем они считали нужным; смеялась только над тем, над чем смеются они; занималась только тем, что им нравится. Они хотели, чтобы я была их тенью. Ты меня тенью представляешь?
– Пожалуй, нет. Бедная моя, как тебе не повезло в жизни!
– Дурак ты. Это им не повезло. Я-то тоже – не подарок. Со своей кипучей энергией и бурным холерическим темпераментом я их просто забивала, у меня любой мужик через год ложится на диван и начинает оттуда командовать. Или водку пить. А причина – вот, перед тобой сидит. Хватит мне уже мужиков губить. И ради чего? Социального статуса?
Я закурила.
– Да брось ты эту сигарету!
– Вот. И ты уже начинаешь командовать!
Мы рассмеялись дружно и беззлобно, и мне показалось, что он меня понимает, но Санька не унимался:
– Но ведь одной плохо!
– А мне хорошо. Я свободна делать то, что мне нравится. Видимо, я всю жизнь подсознательно стремилась к одиночеству. А я всегда добиваюсь своего.
– И чего же ты добилась?
– Я не думаю, что мне стоит отвечать на этот вопрос, слишком разный мы прошли путь и вряд ли поймем друг друга.
– А давай попробуем. Что ты думаешь, я и в правду дурак?
– Хорошо, я отвечу. Только чтобы тебя не обидеть. А ты меня в психушку не упечешь?
Он обиделся, будто я дала ему пощечину.
– Извини, я все забываю, откуда ты. Я не это имела в виду. Я так любому бы сказала. Одиночество располагает к развитию, я ищу свой путь, занимаюсь духовными практиками, когда есть настроение – пишу, весной сажаю цветы и любуюсь ими, радуюсь солнцу летом и снегу зимой. Границы моего чувственного восприятия расширяются, и внетелесным и внесознательным опытом я познаю мир и себя.
Он смотрел на меня, как на не известного науке зверя, а я продолжала спокойно и с мягкой, почти извиняющейся улыбкой:
– Когда летом я сижу на берегу реки, я вижу структуру энергетических волокон, из которых состоит воздух. Зимой я катаюсь в лесу на лыжах и вижу свет, идущий от деревьев там, где по законам оптики должна быть тень. Я стала немного язычницей, я общаюсь с духами стихий и мест, и они отвечают мне…
Он перебил:
– Как? Как они тебе отвечают?
– Каждый воспринимает это по-своему. Я ощущаю вибрации, все сущее имеет разную частоту вибраций. Иногда вижу немного больше, чем раньше. Но у меня средненькие способности, и мне нужно еще многому учиться.
Он молчал, смотрел на мня и странно улыбался. Конечно, в их ведомстве видали и не таких! А, может, и таких… Все-таки мне хотелось думать, что он-то сделал карьеру не на этом. Он подошел, как-то мельком, по-дружески провел рукой по моей щеке.
– Обними меня.
Я встала и обняла его по дружески, похлопывая, как родственника, по спине:
– Спасибо, что не смеялся. Наверное, мне не стоило быть откровенной. Я так и не научилась давать уклончивые ответы…
– И хорошо, мне было интересно.
Мы пили, болтали, рассказывали друг другу о друзьях детства, кто что знал.
Я, ведущая многолетний трезвый образ жизни из-за постоянной рулежки, пила очень осторожно, по капельке, Санька пил хотя и крошечными рюмками, но по полной. Опьянел он как-то вдруг, по лицу ничего не было заметно, но, вставая, пошатывался и пытался за что-нибудь ухватиться. Мой многолетний опыт общения с пьяными дал осечку. Когда он попросился остаться, ссылаясь на то, что в таком виде ему неловко перед водителем, да и в гостиницу стыдно показываться, я отпустила водителя. Тот явно обрадовался, его давно ждали дома. Ладно, постелю нашему бравому генералу внизу, он все равно скоро отрубится.
Не тут-то было. Мы продолжали застолье, и, хотя ходить он мог с трудом, языком работал исправно. Разговор становился все более скользким и фривольным, пока он прямо, по-генеральски, не спросил у меня разрешения меня трахнуть. Я также просто ответила:
– С чего баня-то пала?
– Не могу, так женщина нужна!
Я возмутилась, такой подход к вопросу был унизителен. Я, конечно, слышала молодежный термин «дружеский секс», но это понятие было не из моей жизни.
– Ну, ты и дурак! Нашел аргумент. Мало ли что тебе нужно! Я с мужиками без любви не трахаюсь.
– А я с детства хотел тебя. Сейчас самое время. Ну, что здесь такого?
– Ничего такого, мы взрослые, мягко говоря, люди. Но я против.
– Я не понял. А почему нет?
Мне очень не хотелось его обижать, и я попробовала отойти поделикатнее:
– Санька, ты мне как брат, а с братьями не спят. Я тебе сейчас постелю тут, внизу. Ты еще рюмку выпьешь и отрубишься, и все дела. А завтра я тебя отвезу.
– Нет, я с тобой лягу.
– Отвянь, не говори ерунды. Зачем хорошую дружбу портить плохим сексом? Мы пьяненькие, старенькие, а ну, как ничего не получится, тебе потом неловко будет!
Он никак не хотел понимать, что я протягиваю ему руку помощи, помогаю выйти из неловкой ситуации, и продолжал настаивать:
– Почему это не получится?
– Потому, что я против.
– Тогда я поехал.
– Флаг в руки. Только водителя мы отпустили, автобусы уже не ходят, а я пьяная и за руль не сяду.
https://ridero.ru/books/blog_nachinayushego_maga/

Ангел

Мысль о том, как выглядит мой ангел, занимала меня, несмотря на то, что я прекрасно понимала, что он, практически, в нашей реальности никак не выглядит. В этот вечер я легла с намерением заняться «наблюдением образов», как нас учил на семинаре Радуга. Я лежала, максимально расслабившись, краем сознания проскользнула та самая мысль о невозможности увидеть своего ангела. И, уже проваливаясь в сон, я попыталась ухватить ускользающий образ.
Картинка стала более отчетливой, как когда-то в детстве на фотографии в кювете с проявителем. Изображение стало выпуклым и трехмерным. Я смотрела на молодого человека, одетого по моде позапрошлого века. На нем был черный костюм, возможно, фрак, а на голове – черный цилиндр. Черты лица были какими-то обыкновенными, ничего особо примечательного, если бы не выражение лица. Одна большая беспредельная любовь, обращенная ко мне. Она была не только в глазах, она истекала из каждой черточки лица, она была всюду – в изгибе бровей, мягкой форме губ, ямочке на подбородке. И вся эта любовь адресовалась мне.
– Я – твой ангел. Ты хотела меня увидеть? – спросил он меня без слов, не раскрывая рта.
Я отвечала также молча:
– Я представляла тебя совсем иначе!
– Я тебя разочаровал?
– Нет, наоборот. Ты прекрасен. Ты – сама любовь. Но почему ты весь в черном? А я всегда, не знаю почему, называла тебя «Мой светлый ангел»… Я так чувствую….
Он ничего не ответил, только быстрым движением снял с головы свой черный цилиндр, – и волосы, точнее пушистые слегка вьющиеся пряди цвета спелой пшеницы рассыпались по плечам. Свет исходил от них, а молодой человек улыбался мне, помахивая на прощание шляпой. Света становилось все больше, он удалялся от меня светлым облаком, сначала имеющим в сердцевине черный силуэт, который вскоре превратился в яркое золотистое пятно в центре удаляющегося облака. Счастливая, я провалилась в сон, а проснувшись утром, продолжала улыбаться юноше с золотыми волосами, пришедшему ко мне на грани реальности и сновидения.
С тех пор каждую ночь, когда я закрываю глаза, перед моим внутренним взором два пучка света перемещаются откуда-то у меня из-за головы, а точнее, из-за изголовья моей кровати, по дуге куда-то в район ног. Я читаю перед сном или слушаю музыку, или медитирую при слабом свете лампы, но стоит мне погасить свет, как две световых дуги перетекают от изголовья к ногам. Я не знаю, что это означает, и почему их два, но я засыпаю с неизменным ощущением счастья.

Рыбка

Занимаемся корейской энергетической гимнастикой данхак. В группе нас пять человек, не считая Фаргата. В конце занятия, когда энергия переполняет каждого из нас, несмотря на полную расслабленность тела, Фаргат включает музыку. Только он умеет так подбирать музыку. Сегодня это не его музыка, но это его выбор. Первый музыкальный фрагмент уносит меня на Восток. Солнечный и пестрый восточный базар. Ковры необыкновенной красоты, которыми увешаны стены торговых павильончиков, постепенно становятся частью интерьера спальни. Восточная красавица танцует танец живота своему возлюбленному. Это совсем не тот танец, которому обучают у нас в фитнес-клубах. Этот танец намного медленнее и эротичнее, и я просто физически ощущаю, как возбуждение захватывает танцующую. Я не идентифицирую себя полностью с этой красавицей, но я ощущаю ее любовь и страсть, направленную тому, кого нет в моем сне. Потом та, кто я и не я одновременно, скрывается за полупрозрачным пологом кровати к тому, кто ждет ее там, я краем глаза вижу силуэты ласкающих друг друга влюбленных, но я уже точно не она, и я отворачиваюсь. Музыка стихла.
Мы рассказываем друг другу, кто что почувствовал или увидел, и я с удивлением узнаю, что, пожилой человек, по-моему, его зовут Саша, хотя и блуждал где-то в других мирах, тоже ощутил сексуальное возбуждение.
Фаргат включает новый музыкальный фрагмент. Мне нравится идея медитации без словесного навязывания образов, когда каждый уносится туда, куда ведет его музыка и воображение. На этот раз я слышу журчание воды по отшлифованным ее потоками гладким плоским камням. Потоки воды текут с гор, сливаясь в небольшие быстрые речки, перекатывающие свои воды по каменистой голой равнине. Реки стекаются по небольшому уклону в огромное голубое озеро, и я втекаю в него вместе с одной из них. Я под водой, надо мной ее голубоватая прозрачная толща, но она не давит, не попадает в рот, я дышу легко и свободно, едва шевеля жабрами. Я зависаю в невесомости теплого, ласкающего тело легкими колебаниями слоя воды, рядом с кустом невиданных водорослей. Темно-зеленые травинки испещрены крошечными белыми цветками, вокруг меня снуют маленькие разноцветные рыбки.
Я тоже рыбка, но побольше. Я – красная рыбка с огромным полупрозрачным хвостом и нарядными красными плавниками. Я вишу неподвижно, я не чувствую, теплая вода или холодная, мы с ней одно, и то, что я существую, видно лишь по легким переливам света на моих колышущихся плавниках, да по пузырькам воздуха, вырывающимся из моего открывающегося рта в такт движения жабр. Я абсолютно счастлива в подводном безмолвии, я дышу, шумно выпуская прозрачные пузыри… Музыка заканчивается, я всплываю, и, уже сбросив чары, ловлю себя на том, что продолжаю прерывисто с хлопком выпускать воздух.
Мы обмениваемся впечатлениями. В Сашином сюжете тоже была вода. Интересно, как похоже мы ощущаем музыку. Когда я рассказываю свой сюжет и дохожу до того места, как я выпускала воздух через рот, раздается хохот. Оказывается, я делала это так громко, что все, кроме меня, вышли из медитации раньше, чем кончилась музыка. Я сконфузилась, но Фаргат сгладил неловкость;
– Ты достигла полного единения с Вселенной, а все остальное – ерунда, не бери в голову.
Конечно, он был прав, – я была ее частью в совсем не привычной, уготованной мне роли, и, несмотря на конфуз, получила новый, потрясающий телесный и духовный опыт.
https://ridero.ru/books/blog_nachinayushego_maga/

Собака

Холодная малоснежная уральская весна вдруг сменилось почти теплым солнечным днем, и знакомые тут же начали высказывать желание навестить меня в моем райском уголке. Первой приехала моя подруга по работе в институте. Понятно, что в выходные она уже не сможет вырваться ко мне, у нее своя дача и своя посевная. Подруга моя, как, впрочем, все мои друзья и подруги, отличается необычайной открытостью, поэтому мне не нужно думать, о чем с ней разговаривать. Сначала все выглядит так, будто она приезжает ко мне, чтобы узнать у меня, как и чем я живу, но стоит ей открыть рот, как мне остается только слушать, что я и делаю с удовольствием.
Для начала мы после работы заезжаем в магазин и покупаем огромное количество еды и литр красного вина (которое я недолюбливаю). И вдруг – о чудо! В картонной неприметной коробке, практически даром, с полки смотрит на нас портвейн «777», неизменный спутник нашей юности. Мы с радостным смехом берем на пробу напиток с таким знакомым названием и уже дома обнаруживаем, что напиток не стал хуже, а даже наоборот. Он пьется легко, ни голова, ни желудок не реагируют, и наше настроение быстренько улучшается, хотя и до приема трех семерок оно было вполне приличным.

Первый солнечный вечерок так и манит мою подругу прогуляться, но я опасаюсь: деревня кишит таджиками-строителями, и, хотя мы дамы и не молодые, но еще вполне привлекаем к себе внимание, а уж подвыпившие и веселые, тем более. Я не сторонница опасных приключений, но не могу отказать подруге, которая решилась на строительство нового дома у себя на даче, в показе архитектурных шедевров. Я мысленно прошу моего ангела уберечь нас от неприятностей, мы влезаем в кроссовки и по подсыхающей на солнце грязи отправляемся в путешествие. Зритель она такой же благодарный, как я – слушатель. Она в восторге от каждого нестандартного домишки, а уж терема новых русских вызывают у нее все возможные эмоции, кроме зависти.
Она – удивительный человек. Оставшись в детстве сиротой после гибели родителей, она не привыкла к роскоши и умеет радоваться каждой мелочи, за себя и за других. Мы прошли не более двух кварталов, когда к нашей компании присоединилась странная черная собака, большущая дворняга не без примеси благородных кровей. Она просто оказалась рядом с нами и не реагировала ни на какие наши уверения в отсутствии у нас мясных и каких-либо иных продуктов. Собака заняла положение на пару шагов сзади меня и сопровождала нас в течение двухчасовой экскурсии по деревне. Ясное дело, что таджики к нам и близко не подходили, так как собакобоязненность – у них в крови, поскольку по их религиозным представлениям укушенный собакой никогда не попадет в рай. Кстати, наши отечественные алкаши тоже не любители острых ощущений. Теперь по деревне гуляли две подвыпивших женщины с собакой, а это уже совершенно другой уровень опасности.
Уже в надвигающихся сумерках подруга решила взобраться на гору к могиле местного святого, чтобы оттуда, с высоты птичьего полета, кинуть взгляд на открывающуюся панораму деревни. Я неохотно соглашаюсь, потому что вверх, почти отвесно, ведут ступени из раскисшей земли и мокрых камней. Лестница едва удерживает форму благодаря березовым жердям, а перила и вовсе отсутствуют. Подруга совсем недавно сняла гипс после перелома руки, а я еще не забыла месяцы заточения и костылей. Но она так бесшабашна, так радостно впитывает наши красоты, что я не могу ей отказать. Я с сожалением смотрю на собаку – вряд ли она будет сопровождать нас и дальше, а значит, уже в темноте мы будем добираться до дома одни.
Мы начинаем восхождение, а точнее ползем вверх по скользким ступеням на четвереньках. Я пыхчу от натуги, а сзади меня старательно карабкается наш охранник – черная собака. Лапы соскальзывают, но она старается так, будто от этого зависит ее жизнь. Подруга замыкает шествие четвероногих. Наконец, мы – на верхней смотровой площадке. Зрелище потрясающее: внизу в сумерках петляет река, на ее высоком берегу голубеет церковь, крыши всех цветов радуги яркими пятнами оживляют пейзаж, первая робкая зелень окутывает дома легкой зеленовато-голубой дымкой. Насмотревшись и протрезвев от марш-броска, мы оцениваем наши шансы на безопасный спуск тем же путем как мизерные и решаем спускаться по незнакомой лесной дорожке, явно более пологой, и потому менее опасной в смысле уклона, но не менее опасной в пролегании по незнакомому лесу. Но с нами собака, и нам не страшно.
Уже в темноте наша троица подходит к дому, и я рассуждаю, как быть с собакой. Нужно бы ее накормить, но тогда она может привязаться к нам, а взять ее домой я не могу – обе дочери с собаками, еще одной нам не потянуть, да и аллергия у меня на собак, а такая пушистая и большая для меня заказана. И все же мы решаем отблагодарить нашу охрану остатками пиршества, а там будь, что будет. Но собака снова удивляет нас: едва мы поравнялись с домом, и я начала открывать калитку, как собака пошла себе дальше, будто и не было трехчасовой вечерней совместной прогулки. Больше она не приходила и ни на какую дружбу не претендовала.
Насколько нам нужна была охрана, я поняла, только вернувшись домой: брюки на мне были надеты наизнанку. Возможно, мой добрый ангел послал нам стражника, а, может, и сам принял привычный людям облик, чтобы уберечь меня от возможных неприятностей.
https://ridero.ru/books/blog_nachinayushego_maga/

Изменчивость

Фаргат проводит групповую медитацию, мы отправляемся в уже знакомое путешествие на встречу со своим высшим Я. Все идет, как обычно. Я снова на планете Бога. Я танцую на его ладони, мое полупрозрачное тело украшено венками из невиданных цветов, свет и тихая радость наполняют меня. Еще немного, и я свернусь калачиком на теплой ладони и погружусь в сладкую полудрему, и Господь прикроет мое тело второй ладонью, и я ощущу благословенную защищенность, которой никогда не знала наяву.
Возможно, там, куда мы уносимся во время медитаций, мы видим и ощущаем то, чего никогда не имели в реальной жизни. В юности я никому не позволяла принимать за себя решения и диктовать свою волю, в семейной жизни вся ответственность за принятие решений автоматически ложилась на мои плечи. И с годами тоска о том, чтобы позволить себе быть беспомощной и при этом чувствовать себя счастливой и защищенной, о том, чтобы не принимать никаких волевых решений, становилась все очевидней.
Лишь в последние годы, приняв философию Единства, я оставила попытки управлять всем и вся, с огромным доверием и любовью отдаваясь в добрые руки своего ангела, твердо зная, что он не нанесет мне вреда. И в короткие мгновения медитативного транса, ощущая себя любимым дитя любимого Отца, частью нераздельного целого, – Божественной Любви, – я ощущаю трепетное благоговение и абсолютную защищенность в его теплых ладонях. Любовь и благодарность наполняют каждую клеточку моего тела.
Но сегодня все немного иначе. Фаргат каждый раз что-то меняет в ходе медитации, давая нам возможность проникать все глубже и глубже в свое подсознание. И я, наслаждаясь танцем, краем сознания слышу, как он предлагает нам попросить у Господа сообщить каждому его ключевое слово. Та часть сознания, которая слышит это предложение, отвергает саму возможность спрашивать что-то у Отца Небесного, но та часть меня, которая сейчас не разграничивает себя и Его, уже знает, что получит ответ, не задавая вопроса. Достаточно того, что вопрос возник, значит, придет и ответ. Я продолжаю танцевать и одновременно смотреть балет с моим участием, я вглядываюсь в Пространство Мира и пытаюсь представить, каким будет ответ. Впервые я жду от Него слова, хотя мы никогда не общаемся вербально (ну, нет у меня слуховых галлюцинаций!).
Постепенно я замечаю, что картина меняется у меня на глазах и меняюсь я сама. Сначала меняется цветовая (световая?) гамма, меняются цвета и формы цветов в опутывающих мое тело венках. Изменения почти незаметны, настолько плавно они происходят. Но вот уже золотой свет, струящийся из сердца лотоса, пройдя стадии золотисто фиолетового и золотисто розового, накладывает один цвет на другой, освещая картину огнем малинового золота; лепестки лотоса уже превратились в лепестки роз; мое прозрачное тело танцующей девушки-ангела, постепенно превратившись в крошечную девочку-эльфа, снова начинает расти и обретает вполне зрелые формы и упругость женского тела, которые покрывают прозрачные, но уже ощутимые на коже одежды. Пора домой. Я заворожена зрелищем и все еще не нашла своего ключевого слова. Мне не хочется возвращаться, пока я не узнаю его. В голове отчетливо всплывает слово ИЗМЕНЧИВОСТЬ. Я снова здесь, я с трудом могу описать то, что видела (наш язык слишком беден, чтобы передать все оттенки чувств и цветов). Но я абсолютно уверена, что то, что мне было продемонстрировано, и есть изменчивость.
Сознание пытается проанализировать, почему именно это слово стало для меня ключевым, и как именно нужно действовать в этом ключе. То, что жизнь есть череда изменений, ни для кого не секрет. То, что жизнь прекращается, когда человек перестает изменяться, то есть менять себя, для меня тоже очевидно. Для меня давно стали практически синонимами слова изменчивость и поиск. Пока человек ищет, он меняется. Пытаюсь вспомнить, с чего начались изменения в моей картинке. Сначала я заметила перемену световой гаммы, затем цветов и после – себя самой. Или все изменения шли одновременно, но переходы были настолько плавными, что я фиксировала только тот момент, когда они становились очевидными? И кто был источником этих изменений?
Картинка начала меняться после того, как я задала вопрос Ему (и тем самым и себе), то и ответ на этот вопрос очевиден. Оставалось ли что-то неизменным в этот момент всеобщей трансформации? Да, неизменным оставалось чувство переполняющей любви и тихой радости. И чувство единства с целым. Все меняется в этом мире, и только любовь остается неизменной? Не совсем так. Она остается, но тоже меняется, меняя нас и меняя все вокруг? И цвета, и звуки, и запахи… И что означает окончание трансформации – физическое тело, земные цветы и малиновое золото светового потока? Иди, живи, люби, меняйся и изменяй все вокруг? Интересно, такого цвета нет в моем спектре. Или мое внутреннее зрение еще не достаточно развито, и я просто вижу не все оттенки? И все-таки мое ключевое слово мне нравится. Есть над чем подумать.
Почему я вспоминаю сегодня этот эпизод? Удивительное совпадение цветовой гаммы оживило в памяти ту картинку. Сегодня у меня в гостях был мой любимый. Мы видимся не часто, а уж в постели – и того реже. Нам давно не по семнадцать, я разменяла шестой десяток, а он сделал это еще раньше, но физическая близость все еще играет роль в наших отношениях. Сегодня все было просто сказочно, и я не нашла ничего умнее, чем «посмотреть» своего любимого в самые интересные мгновения близости. Я уже практически подошла к черте, за которой следует «большой взрыв», но мне захотелось двойного взрыва, и я решила попридержать коней и отвлечься. Возможно, вечные женские сомнения на тему «любит – не любит» подтолкнули меня на этот не совсем этичный поступок. Я считаю неприличным подглядывать без спроса, более того, все мои шесть чувств давали положительный ответ на этот вечный вопрос, и все же женское любопытство и жажда эксперимента толкнули меня. Глаза мои были закрыты, спрашивать разрешения было несколько неуместно, и я решилась.
Я превратила все свое разгоряченное обнаженное тело в одну большую ладонь и прислушалась. В ответ золотистый свет окутал все вокруг, сгущаясь в районе третьего глаза, затем, пройдя стадии золотисто фиолетового и золотисто розового, полыхнул малиновым золотом. Пора! Я забыла про экспериментирование, и двойной взрыв сотряс наши тела. В моих закрытых глазах все еще происходили трансформации света, но в обратном порядке. И лишь когда ровный золотистый свет вернулся, стихли экстатические конвульсии моего тела, и приятная расслабленность, близкая к каталепсии, распластала меня на кровати рядом с любимым.
Мой опыт до сих пор не позволяет мне четко разграничить, кого я все-таки вижу – своего партнера или себя? Возможно, я действительно настраиваюсь на партнера, ведь в моем спектре нет малинового. Или это – цвет страсти, которая вспыхивает у меня в минуту близости с любимым? Что же хотел сказать мне Господь, показав именно эту гамму? Иди, люби, и не ставь идеальную любовь выше человеческой? Любовь прекрасна во всех ее проявлениях. Спасибо, Отец Небесный! Прими и ты мою любовь.
https://ridero.ru/books/blog_nachinayushego_maga/

Я разозлилась. Назло вам всем залечу эту дыру за неделю. Я была полна решимости и веры в то, что я смогу. Точнее, что мы сможем. Я, энергия, мой виртуальный доктор и мой милый ангел, который любит меня, лечит меня и денег не берет! И я даже рада, что объявила о своих намерениях, теперь не отступлюсь, даже если очень устану и буду проваливаться в сон, даже если лень будет нашептывать мне колыбельную.
Всю неделю кладу на десну с двух сторон тампоны с информационно-насыщенной водой. Потом, уже в постели, открываю систему тонкого тела, общаюсь с ангелом, гоняю по телу энергию и направляю ее в нужное место. Вибрации не приходят, но я чувствую, как пульсирует что-то в центре нижних десен. Мне немного жаль, что время перед сном у меня сейчас занято лечением, а не опытами по отделению от тела, но лечение сейчас важнее. Я использую все известные мне приемы. Я призываю ангелов фиолетового пламени, и они омывают мои тонкие тела фиолетовым светом, необычайно ярким. Я благодарю их и прошу навестить всех детей и женщин, нуждающихся в их помощи, всех женщин, ждущих детей, всех больных стариков и детей, всех духов стихий и мест, которым нужна их помощь. Они любят, когда их призывают на помощь себе и другим. Их «менталитет» не позволяет им являться без спроса, поэтому они ждут, пока кто-нибудь попросит их о помощи. Я призываю ангелов из нефритового храма, и зеленое световое пятно расплывается у меня перед мысленным взором. Столько высших сил работает вместе со мной, проявляет мне свою любовь, что душа моя наполняется любовью и благоговением. Я уверена, что все идет отлично.
Через неделю я снова в кресле у Ольги. Она заранее предупредила, что сегодня будет лечить мой бедный зуб целых два часа и вкатывает мне двойную дозу обезболивающего «без предварительного объявления войны». Сердце стучит что-то слишком часто, меня начинает бить крупная дрожь. Она немного пугается, но это не мешает ей, а потом и медсестре, свалить из кабинета, оставив меня одну, уверяя, что если у меня не кружится голова, то все в порядке. Какой там порядок. Дрожь-то я сдерживаю силой, как иногда силой прекращаю вибрации во время сеансов. И сейчас состояние такое, что я чувствую, что стоит мне расслабиться, как дрожь унять я не смогу. Более того, дрожь, стоит мне потерять контроль, переходит в мощные вибрации. Интересно, что подумает врач, начни меня подбрасывать в кресле? Умение контролировать вибрации помогает мне, и постепенно я могу расслабиться, не содрогаясь всем телом. Наркоз начинает действовать, и первый шок проходит, но наплевательское поведение врачей (не просто врачей, а очень дорогих врачей!) меня возмущает.
Первой приходит медсестра, потом Ольга. Они снова препираются по каждому пустяку, причем медсестра ведет себя гораздо терпимее, чем врач. Что-то у Ольги не ладится в личной жизни. Счастливые люди так себя не ведут. Парочка растягивает мне рот в четыре руки, Ольга работает, как ни странно, равнодушно, но очень технично. И ровно два отведенных на это часа. Остальная работа снова откладывается на следующий прием. Меня снова отправляют на рентген, причем на этот раз обещают снять только половину челюсти. У меня нет сил даже напомнить о необходимости снимка передних нижних, а, честно говоря, я просто боюсь пикнуть, настолько я затерроризирована добрым доктором. Но рентгенолог снова делает развернутый снимок, который я, оглянувшись, уже вижу на экране компьютера. Я знаками (так как рот пока не совсем свободен) спрашиваю:
- Это мой?
Рентгенолог кивает. Я улыбаюсь: под передними нижними зубами – ровная однотонная костная ткань, никаких следов кисты нет и в помине. Я возвращаюсь в кабинет, сияя, как медный пятак. Мне очищают рот, и я могу издавать членораздельные звуки. Снимок еще не появился на Ольгином компьютере, или она просто его не открыла, не знаю. Она обещает в следующий раз закончить с зубом, потом тяжело вздыхает и спрашивает меня, как упрямого неразумного ребенка:
– А с кистой-то что будем делать? Запускать нельзя.
Я с улыбкой отвечаю:
– Какой кистой? Нет у меня никакой кисты.
– Как это нет? Куда это она делась?
– Исчезла.
– С чего вы взяли?
– На снимок посмотрела.
– Какой снимок, мы же снимали только больной зуб!
– Это вы так думаете. Снимок несколько обширнее, чем вы заказывали.
– И что, передние нижние видно?
– И под ними.
Она вылетела из кабинета, медсестра следом. Я взяла сумку и вышла в коридорчик. Из рентген кабинета доносились возбужденные голоса. Ольга вышла с таким лицом, что я чуть не расхохоталась. За ней вышли медсестра и рентгенолог. Последний явно с единственной целью – посмотреть на меня повнимательнее. Маленькая вредная девчонка, хохотушка и насмешница, расшалилась во мне во всю. Ольга смотрела на меня в упор:
– Не понимаю, куда она делась.
Это звучало требовательно и воспринималось как:
– Тетка, ты куда кисту дела!?
Я уже улыбалась во все свои восемь кариесов (которых у мня никогда не было):
– Я же сказала, что справлюсь с ней за неделю!
Ольга понимала, что над ней потешаются, но не понимала, в чем наколка. Сцена происходила в присутствии милой женщины-регистратора. Она не выдержала и спросила:
– Что, снимок и в самом деле хороший?
Ольга рявкнула:
– Ну, не могла же надкостница вырасти за неделю!
Я уперлась:
– Но ведь наросла?
Ольга сдалась и попыталась обратить все в шутку:
– Женщина, я вас боюсь.
– А я-то как вас боюсь! Вот и надкостница с перепугу заросла!
Ольга поняла, что я готова поддержать шутливый тон, и продолжила шутить:
– А вы зубы отращивать не пробовали?
– Нет, у меня пока своих хватает, но мысль интересная. Может, попробовать кариес полечить… А вы не могли бы распечатать мне второй снимок, на память? – обратилась я к рентгенологу.
– Сейчас сделаю, это входит в стоимость услуги.
Пока я записывалась у регистратора на следующий прием, мне выдали снимок в красивом фирменном пакете.
Я летела обратно на работу на крыльях радости. Мои девчонки сразу заметили мою цветущую рожу, но совсем не удивились, а просто порадовались за меня. Я взяла предыдущий снимок, который валялся у меня на подоконнике, и пошла к нашим медикам. Они тоже поудивлялись и порадовались за меня, но смотрели несколько недоверчиво. Вопросы вертелись у них на языке. Первой не выдержала самая младшая. Округлив и без того круглые глаза, она просто спросила:
– А как вы это делаете?
Я ждала этого вопроса, но не была готова на него ответить. Рассказать им, считающим человека куском плоти, про ангелов, тонкие тела, высокие вибрации, Господа и дух Святой? В психушку заберут. Тут я, к счастью, вспомнила лекции Михаила Радуги, который, чтобы не попасть в психушку, заменил все эзотерические термины на псевдонаучные.
– Нас окружают материи, которые несут в себе информацию о правильном функционировании Вселенной и человеческого организма. Это – вода, воздух, энергии. Человек тоже состоит из воды, воздуха и энергии. Нужно только уметь сонастраивать вибрации материй наших тел с вибрациями материй Вселенной.
– А вы умеете?
– Я пытаюсь. Учусь чувствовать и понимать.
– И получается?
– Иногда.
– Так вы и лечить можете?
– Не знаю. Иногда что-то получается, иногда нет. Но чаще всего я забираю себе чужие болячки, хотя теоретически знаю, как этого не делать. Видимо, исцелять других мне пока не дано. И медицинского образования не хватает, – польстила я медикам. – Чтобы повернуть процесс вспять, нужно представить механизм возникновения болезни в физическом теле, а для этого нужны знания. Поэтому проводить опыты я имею право пока только на себе.
Мои милые медики сразу как-то успокоились: почти никакой мистики, никто не претендует на их место под солнцем. Мы еще порадовались за меня и разошлись.
https://ridero.ru/books/blog_nachinayushego_maga/