Воскресение у Шекспира

Жизнь человека столь сиюминутна и случайна, что впору следовать совету старика Хэма, чуть подождать – пока не сломают и не убьют. Ищущие комичное с комиксами останутся, уж лучше не шутить, когда всё-таки выпадает роковой жребий. Бытие трагично, жизнь есть сон, вопрос, какой сон иль это вовсе сновидения без сна (по Анненскому). Если золотые сны навевают лишь избранные Аполлоном, сегодня можно расслабиться и уснуть под райские рулады либо адские соловьиные трели, такую возможность даёт «Космополис архаики». Книга-сенсация насквозь трагична, причём трагичность её естественная, автор, скорее, пытается развеять грозовую тяжесть сна, однако ему не удаётся изъять из ауры произведения тёмные миазмы, ощутимые только пред бедой, катастрофой. Миазмы висят в пространстве космополиса, более всего сгущаютяс в «Царствиях» и «Псалмах». Прав Есепкин, автору-духоводителю нельзя заигрывать с чем бы то ни было, с Фортуной, Смертью, бесами, игра, в частности, игра воображения того не стоит. О. Генри написал «Пурпурное платье», зачем? Шутки ради, а торжественный цвет принижен. Комичное всегда влекло низшие звенья писательских каст, редко в низкий жанр «опускались» великие мастера, Аристофан, Апулей с Рабле пусть особенно не волнуются, их улыбки вечность стирать не будет, улыбайтесь г-да.
«Космополис архаики» отправил в цоколь Дворца Искусств любые комиксы, вот уж где пурпур торжественен, он торжествует по праву и по определению в чреде иных вечных скорбных цветов – золотого, чёрного, серебряного с чернью и т. д. Язык «Космополиса архаики» также вечности соответствует, Есепкин напоминает: погибая, спасаемся. Церковь вряд ли простит ему определённую ревизию христианства, но есепкинские псалмы по этой причине никак не лишатся невообразимой, быть может, действительно мистической силы. Художественный мир, созданный великолепным мистиком, лишь внешне ужасен, мрачен, эстетический декор книги содержит столь много света, цвета весны, белизны сверкающей, Божиего сияния, что мистические кошмары по прочтении отступают на третий план, оставляя розовый флеор и арому весеннего благоцветения. Эстетика – Б-г, возможно, таким образом художник формулирует для себя сверхзадачу, облачая в обрядовые васильки гостей и скитальцев. К нему движутся гигантские толпы, движутся ибо остановка равносильна исчезновению, в толпе легко узнаются обитатели девятого дантовского круга ада, предатели идут сонмами и они прощаются создателем Вселенной и жертвой прекрасных юношей-иуд, кровавых мальчиков тризнящих в снах. Пир для всех, все будут одарены ожерельями и кольцами вечной червной готической антики. Они сотворены из эфира Духовного и пылающего Слова.

Денис ПЛАТОНОВ

Яков Есепкин

Посвящение


Вернувшимся из адских областей,
В позоре искупавшимся и чтящим
Свет ложных звезд; в безумие страстей
Не ввергнутым изгнаньем предстоящим;

Прогулки совершавшим в небесах,
Кресты собой украсившим и к рекам
Подземным выходившим, в очесах
Держащим купол славы; имярекам,

Отринутым Отчизной за мечты,
Замученным на поприще славянском,
Отрекшимся друзьям свои щиты
На поле брани давшим; в Гефсиманском

Саду навечно преданным, венец
Из терний не снимавшим и при крене
Светил, хранившим Слово, наконец
Добитым, возлежащим в красной пене --

Что вам скажу? Молчаньем гробовым
Все разом юбилеи мы отметим
И присно по дорогам столбовым
Кровавым указателем посветим.

Тще райские цитрарии прешли,
Их негу возносили к аонидам,
Свечельницы кармином обвели,
Чтоб радовались те эдемским видам.

Герника стоит палых наших свеч,
Горят они златей мирских парафий,
Китановый в алмазах чуден меч,
Годится он для тронных эпитафий.

Лиют нектары морные и яд,
Вергилий, в небоцветные фиолы,
Эльфиров и чарующих наяд
Мы зрели, как нежные богомолы.

Рейнвейнами холодными с утра
Нас Ирод-царь дарил, се угощенье
Оставить мертвой челяди пора,
Не терпит мрамор желтое вощенье.

Оцветники, оцветники одне
Пылают и валькирии нощные
Бьют ангелей серебряных, оне
Любили нас и были расписные.

Ан тщетно злобный хор, клеветники,
На ложь велеречиво уповает,
Позора оспа эти языки
Прожжет еще и чернью воспылает.

И мы не выйдем к выси золотой,
Не сможем и во снах ей поклониться,
Но только лишь для прочности святой
Пусть праведная кровь сквозь смерть струится.

Фанфик на сериал "Мерлин". Для меня пока лучшее что есть в этом фэндоме. Прочитайте не пожалете)) Ссылочка https://ficbook.net/readfic/2284588

Яков Есепкин

Воинам


Кто хотел и в гробах уцелеть --
Не поверил вотще в чудотворство.
Слезы сих расписали во цветь,
Наказуемо это притворство.

Нам безрукие дивы одне
Поднесут мертвопенные штофы,
Чтобы присно топили в вине
Тень саму грозовой Гологофы.

А еще пеюнам разрешат
Зреть фригидных и спящих царевен,
Яко дивно куранты спешат,
Царь Владимир в успении гневен.

Крыша мира огнем занялась,
Где спасать преувеченных воев,
С нами вечность крестом разочлась,
Вейте розы для нощных изгоев.

К сирым памятным камням сейчас
Не найдется багряной и крошки,
Юный Вертер взойдет на Парнас
И увиждит пустые обложки.

Только воинство бойных простит,
Скорби мытарей уразумеет
И блажными слезами почтит
Всех, над кем потешаться не смеет.

Нелегка смертоносная мгла,
В багряницы как станем рядиться,
С бриллиантом для сердца игла
Коемуждо чудесно сгодится.

Ко гробам подходили волхвы,
Смерть взрезала черны пуповины,
Венценосцев загнали во рвы,
А царей иудейских -- в овины.

Век прощения не испросить,
Кровь не вытереть с уст малолетки,
Но по нам будут зло голосить
Мертвородные воинов детки.

В назидание будущим дням
Буйны головы мы не сносили,
Возрыдают по нашим теням
Как по царичам не голосили.

Яков Есепкин
Слезы

Этих слез гробовой перелив,
Это жито с гнильцой погребною,
Наши очи огнем проточив,
Их растлит разве солью одною.

Лишь нетленные блещут огни
Над поруганным стягом свободы,
В смертных латах пылают одни
Нам во здравье воспетые оды.

Плесень смертью ожжет, и смотри,
Потемнеют они и нальются
Тронной краской, с которой цари
По достоинству не расстаются.

Окуни же в потир их персты,
Солонеет пусть кровь и стекает
С рук, пусть пурпур престольной тщеты
Век Полынь шпилем тьмы протыкает.

Сколь печальная участь царей,
Завершивших свой путь ко подвалам,
Из церковных им речь алтарей,
Сиречь Слово лишь дарствовать алам.

Ирод, Ирод, где слава твоя,
Где теперь и красавица дочка,
В голове Иоанна змея
Пламенится, как жирная точка.

Нет сервизов для чадных пиров,
Нет столовой посуды не сбитой,
Богородицын тонок Покров,
Где ж сугатным угнаться за свитой.

Наши остия денно черны,
А нощами белеют всестрашно,
Звать сюда фаворитов Луны:
Ядом свеч наливается брашно.

Как валькирии над слободой
Пролетят в погребальные нети --
И распнет сих янтарной звездой
За реченья, за помыслы эти.

Приидти повелят в третий Спас,
Заглушая архангелов трубы,
Протекут эти слезы чрез нас
Во гробов сукровичны раструбы.

Сид и блуждающие звёзды

Произведение Якова Есепкина «Космополис архаики» открыло новую эру постсоветской русской литературы и само стало художественным открытием. Теперь отсчёт литературного времени будет вестись от наших дней, это летоисчисление безусловно. Книга сделалась культовой едва не мгновенно, более тысячи страниц, удерживающих тяжеловесный текст, превратились в цитатники. Следует признать, «Космополис архаики» цитировать весьма непросто хотя бы по причинам лингвистического свойства. Тем удивительнее его растущая популярность, по обыкновению элитарные ( а в «Космополисе архаики» можно при желании усмотреть и снобизм, сконцентрированную эстетичность, признаки чистого искусства в абсолютном выражении, вообще байроническую мрачную весёлость, героику смерти и т. д.) книги принципиально не рассчитаны на широкую аудиторию. Возможно, определённую роль в быстрой популяризации неизданной книги сыграл фактор запрещённости, запретности. И это в наше-то время, когда в огромном количестве и громадными тиражами издаются элементарно безграмотные книжки, не претендующие даже не беллетристическую статусность.
Итак, мы наблюдаем некий странный зеркальный эффект. «Космополис архаики» Якова Есепкина, доселе не издаваемый ни одиозными, ни относительно солидными, ни считающими себя элитными, ни массовыми издательствами по необъяснимым и логически неясным причинам, сделался главным эстетическим событием РУНЕТа и Интернета в целом, по крайней мере – мировой русскоязычной сети. Количество читателей увеличивается ежедневно минимум на несколько сотен человек. Разумеется, то, что происходит с книгой Есепкина, нельзя детерминировать с позиций формальной логики. Ситуация алогична. Совершенство «Космополиса архаики» не оспаривается, видимо, задачу подобного рода некому решить и на принижение текста трудно решиться, параллельно с каждым днём российские книгоиздатели всё глубже загоняют себя в медвежий угол. Книга в сети, предложена автором к первоначальному изданию в России, её не издают. Когда у Есепкина окончится ангельское терпение и «Космополис архаики» издадут за пределами Российской Федерации, каким-либо образом защищать честь литературных мундиров будет поздно.
Вычесть разновременную классику, в багаже, активе сотен российских издательских корпораций останется торричелиевая пустота. Писателей масштаба Есепкина нет, но не может не быть хотя бы грамотных небесталанных версификаторов – и что? Достойных внимания изданий единицы. Сегодня налицо деградация корпоративной системы как таковой. Появилась бесспорно выдающаяся книга, её не замечают, это всё равно что не замечать Сфинкса на берегу Яузы-реки. В данном сюрреалистическом ослеплении можно понять ( не оправдать ) собственно современных литераторов, у них свои мотивы, линейному объяснению подлежит демонстрационная и латентная мотивация поэтических цеховиков. Здесь всё ясно. «Космополис архаики» идеально зарифмован, чтение многих сотен страниц, если кто одолевает, не приносит цеховым чтецам никакой отрады, в конце концов гибнет и надежда отыскать незначительные сбои. Специально обученные люди, склонные к стихотворному письму, чтения есепкинского чистописания банально не выдерживают. Мы обозначили только один из нескольких приоритетных мотивов. Каллиграфическое рифмование, новаторский архаический рифмовник Якова Есепкина мотивируют вытеснение, отторжение. И здесь возникает вопрос: сколь комфортно ощущают себя литераторы, сочиняющие рифмованные тексты в ущербном исполнении. Представьте, Спиваков фальшивит, Мацуев касается не тех клавишей, Гергиев не т а к прочитывает Шостаковича – абсурд. Мастера с несовершенством, дисгармоничностью сущи не бывают. Нынешние поэтические плеяды воспитаны на несовершенстве, им и в школьном формате неведома каноника, погребённая у нас в середине девятнадцатого века, окончательно – во второй его половине. Футуристам уже нечего было разрушать, им оппонирующие антиподы сами пребывали в слепоте, лучшие из них, в том числе Нобелевский лауреат Пастернак, позволяли себе непростительное использование слабых, неточных рифм. Плохое рифмообразование гениальности отдельных индивидуумов не отменяет, но сводит значимость их работы к минималистическим величинам (в нехорошем смысле определения «минималистический» просьба не сомневаться). В канонике самые незначительные неточности наподобие «извилин» --«равносилен» (Пастернак) недопустимы, с «равносилен» допустимо рифмовать только «извилен». Есепкин довёл своё слепящее чистописание до уровневого совершенства, коего до него в русской поэзии не было.
Кому же ныне его прочесть, восславить иль осудить? Кто остался в живых, кто последний герой? Нету рядом и на отдалении никого. Что могут сказать Кублановский, Евтушенко, Ахмадулина, кто их захочет услышать? Советская и постсоветская одиозность персон симметрично соответствует произведенным текстам (Ахмадулина рифмует «войной» -- «венок» и пр., и пр., Евтушенко – вероятный лидер по производству поражающих несовершенством стихотворных массивов, но и эти «глушцы» порою выигрывают в сравнении с Лимоновым, тем же Аксёновым, иными прозаиками, рискнувшими приблизиться к поэтической камене, a propo, изданы все, изданы многократно). Поэты слабы, какой с них спрос? А вот книгоиздатели, критики, литературоведы, не отличающиеся от первых литературным академизмом, пролонгируя своё удивительное молчание, берут на себя историческую ответственность. Гамбургский счётчик давно включён.

Аристарх НОЙМАН

Яков Есепкин
Соль

Темной соли карминные копи
На полотнах небесных картин
Океан возвеличат и топи --
Все горит этот черный кармин.

Ея гиблый орнамент слезами
Помрачен, видишь, вишней златой,
В барвы льда влитой, пред небесами
Он протек из иконы святой.

Мироточит иконная краска,
Горней слотой ее не залить,
Коемуждо посмертная маска,
Фарисеям не время юлить.

Из обитого смертью потира
Не испить уж ни слез, ни вина,
Плачет приснотяжелая лира,
Сладок мелос, ан кровь солона.

Шелест слышен, сие голос крови
На изоческих мертвых губах
Днесь взыскует о вечной любови
И позорных из тиса столбах.

В очи звездная соль нам попала,
Растворилась в крови и огнем
Контур траурных карт начертала,
Если вдруг от оси отвернем.

Мы отравлены ей и сразимся
Разве с собственной славой теперь,
Иль во мраморе снов отразимся
Ибо слава бессмертия дщерь.

Коемуждо и сны ледяные,
Аще хватит каленых гвоздей,
Стеллы будут зиять именные
На юрах городских площадей.

И вольготно же было клинами
Ангелочков земных распинать,
Над кровавыми петь ложеснами,
Хмелевые кусты преминать.

Святарей без тружданий мытарских
Не приимет честной родовод,
Хоть виждите у брамин тартарских
Их багряных теней хоровод.

Расточились и орды, и оры,
И мессии в ромашках лежат,
Не высокие ль Божие хоры
От столовских клиновий дрожат.

Но еще мы прейдем и ромашки,
И стольницы с весельем пустым,
Монастырские чудо-рубашки
Воссияют огнем золотым.

А не хватит убойного цвета,
Чтоб искрасить всеславскую вязь,
Осветлит сребролепием Лета
Барбарийскую сирую грязь.

В этой грязи мы тлели, Господе,
В ней топили возвестных певцов,
Анатолю, святому Володе
Здесь иродски жалелись венцов.

Нас один Ирод-царь и страшился,
Буде утро его тяжело,
Саван пурпурный всякому шился,
Кто опасен и помнит число.

Мало битых младенцев холопам,
Тризн по выбитым певчим родам,
Мало крови алкающим скопам,
Их овчарки ведут по следам.

Не альпийские выси зияют,
Не благим алконосты пеют,
Мрачных пропастей бредники знают
Живодеры и рядом снуют.

Ах, Володя, святой первозванный,
Александр и Андрей, вы были
Велики, но корабль, дарованный
Лишь глупцам, не увидел земли.

Лишь одни фарисейские орды
Составляют гербовники тьмы,
Вечевые всепевчие горды,
А серебро опасней чумы.

Утром Ирод еще посчитает
И младенцев, и старших сынков,
Туне золотом сердце латает
Володимир из смерть-лоскутков.

Хватит соли ему на потраву,
Хватит злата пирам гробовым,
Не пренесть эту вещую славу
Душегубицам паки живым.

Сих оравы царуют и ныне,
Только оры темней пропеклись
И зияют в небесной твердыне,
Чтоб светила нощные теклись.

Чтоб нощные певцы меж течений
Свечевые не зрели ряды,
Избавляясь алмазных речений,
Уповали на милость Звезды.

Не возжечь убиенного болью,
Кто погиб -- не страшится веков.
Наши звезды горящею солью
Вбиты намертво в чернь ледников.

Яков Есепкин

Из Сеннаара

Равнодушны святые к себе,
Но затем эти звезды жестоки
И мерцают во славной судьбе,
Что открыты смертельные сроки.

Мы и сами, Господь, на земли
Звездной чарою были хранимы,
Нам вдвигали в сердца уголи
Под розницей златой херувимы.

А серебряных корок волхвы
Со трапезных столов не жалели,
Так судили: елико мертвы,
Пусть пеяют, чтоб юны алели.

Благо ль воров зарезанных ждать,
Пестить розы для панн леворечных,
Нам бессмертие может воздать
По стигматам на мраморах течных.

Грозен Лиров славянских удел,
Бросят в гробы ли цветь божедревки,
Ангел смерти певцов соглядел,
Мертвым хватит волнительной Невки.

Сех проткнет разве шпиль черноты,
Ибо яркие ночи беззвездны.
Воздымай же к высотам персты,
По которым заплачут лишь бездны.

Окольцована с юности честь,
А нельзя ее выжечь огонем,
А невинники Божии есть,
Вместо них ли молитвенно стонем.

Берегли мы последний завет --
Прозерпина златит его гнилью.
Источают обугленный свет
Тени вышедших раз к замогилью.

Не спасти всечестных святарей,
До Звезды началась распродажа,
Нет светила внутри алтарей
И для ангелов нет экипажа.

На прощанье в зерцальники глянь,
Ложек чайных кармин отражает
Дев фигурных, еще Гефсимань,
Терние образное сужает.

Вечность будут за нами брести
Пустотелые девы уныло,
Расцветаться и дале тлести,
Сим бессмертие наше немило.

Кто был послан за мертвой водой,
Сохранен и для звездных терзаний.
Всяк и тлеть со Полынью-звездой
Будет оспой прогнивших лобзаний.

Один из новых фанфиков по Наруто - Desmond: Всесокрушающая сила юности! Интересен в первую очередь как альтернатива Читающий: Ирьенин. Почему так считаю - однажды где-то в комментариях прочитал что основа мира Наруто - это "оптимистичный дебилизм". И если Desmond это мнение старается поддерживать, то Читающий - полностью опровергает. Также весьма интересен Карпов Александр Николаевич: Тайфун.