Коты и кошки, как известно, чувствуют себя хозяевами не только своей жизни, но и владельцем вашей квартиры. Поэтому с гордостью позволяют себе все, что им дозволено и что нет.
Речь пойдет о том, как отучить стола лазить по столам. И речь пойдет не о кухонном столе, а о письменном, за которым вы работаете или делаете дела.

Коты и кошки, как известно, чувствуют себя хозяевами не только своей жизни, но и владельцем вашей квартиры. Поэтому с гордостью позволяют себе все, что им дозволено и что нет.
Речь пойдет о том, как отучить стола лазить по столам. И речь пойдет не о кухонном столе, а о письменном, за которым вы работаете или делаете дела.

Часы – это всегда хороший подарок. Особенно если это наручные часы. Тем более если подарок предназначается мужчине. Отношение мужчин к часам особое, ведь даже коллекционеров часов среди представителей сильного пола гораздо больше, чем среди женщин. Большинство дам относятся к часам как к еще одному украшению. В то время как мужчины украшения почти не носят, поэтому наручные часы являются зачастую единственной мужской «побрякушкой», определяющей статус и наличие хорошего вкуса. Поэтому выбирать наручные часы в подарок мужчине сложновато.

Яков Есепкин

На смерть Цины

Пятьсот двадцать второй опус

Македонское ль солнце, Тироль
Наши бледные тени встречает,
Пьян свободой мышиный король,
Ангелочков Левадия чает.

Небеса от пылающих губ
Возгорятся и кубки пустые
Налиет беленой душегуб:
Лирам кафисты петь золотые.

Милый август, где арки твое,
Сени щедрые, емин услада,
Пусто вкруг, лишь горит остие
Магдалины ли, Евы близ ада.


Пятьсот двадцать третий опус


Яд веков истомил алавастр,
Где вечор баловались менины,
Льется терпкость левкоев и астр,
Наши помнит июль именины.

Сукровичные вишни в желти
Зри, Колон, яко морок лицея,
Девам их меж перстами внести
Наказала хмельная Цирцея.

Се последние челядь и мгла,
Вопием из сиреневых камор,
И точится на обод стола
Бледный наш всеувеченный мрамор.

Яков Есепкин

Inferno


***

Яснобелый жасмин обовьет
Сораспятия, коим точиться,
А и мертвых ли пламень убьет,
Равно мы преустали влачиться.

Мало станется белых цветков,
Белым клевером скрасятся тризны,
Пятицветных тогда лепестков
Доплетем на мирские старизны.

Будет, Господе, наш упомин,
Хоть истлелись кровавые робы,
Всем во память соцветший жасмин
И забросят в открытые гробы.

***

И щедро нас вином поили
Со горицветом-беленой,
А мы любовь свою таили
И во пирах, и пред Стеной.

Что горьким книжникам святыни,
Установлений благодать,
На арамейском и латыни
Сим чинно речь, а нам рыдать.

Ах, это Господи заметит
И отвратит смертливых ос,
И всех труждающихся встретит
Цветками красными Христос.

***

Кликнешь служек – хоругви несут
Во разводах от мертвой воды,
Царезванных теперь не спасут
Червотечия первой Звезды.

И ко Господу нам не пройти,
И не бросить на круг семена,
В середине земного пути
Участь вешних героев темна.

Царе, царе, сыночков Твоех
Извели верстовые огни,
Мало татям дворовых утех,
Крови царской алкают они.

Яков Есепкин

Скорби и псалмы


Не кармином слепят кружева,
Проступают в них смерти текстуры.
Наливаются мраком слова,
И деревья темны и понуры.

Попрощались, отныне молчи
И внимай -- то рекут арамейки,
В ложеснах погребальной парчи
Алчных губ отпечатались змейки.

Избран был по величию шпиль,
В падях тени теперь истомятся,
Окунают их смерды во гниль,
Над тщетою пророчеств глумятся.

Времена эти воров подлей,
Затемнились небесные сроки,
Мак растащен, в серебре келей,
Византийские всюду уроки.

Хорошо ли благим ангелам
Утром с Иродом пить мировую,
Заведите еще ко столам
Убиенных чреду меловую.

Блеклых взоров аидских цариц
Лучше мальчикам тем и не видеть,
Мертвых будят пускай ангелиц,
Кровных деток совратно обидеть.

Ах, цитрарии мятные льют
В светлом рае тусклые нектары,
Только демоны громко пеют,
Дщерей томных пьянят будуары.

Херувимских сердечек фаянс
Ледяною зевотой потянут,
Всякий травести ждет мезольянс,
Девы белые в маковках вянут.

Нас искали они, только яд
Упокоил всех к розной сиесте,
Розки черные паче гиад,
Уберите их с вервием вместе.

Бьют монашки амфоры блядей,
Из сосудов узорчатой муки
Превивает викарий-халдей
Труть алейную к свечкам хануки.

Дождались поруганий одних,
Вкруг дворовые девки да слуги,
Дотлевают в овинах у них
Наши битые смертью кольчуги.

Вдовы царские договорят --
Обойдем вековые дозоры,
Пусть во демонов славу горят,
Не таясь, волоокие взоры.

Письмо для архангелов

«Мы лежим не в парадниках Третьего Рима,
Наши тени влачат не брегами Невы»
«Космополис архаики», 2.1. Потир


…Вечная весна стояла в убранном аттическими смарагдами парке, медленно перемещались ломкие силуэты, вот мелькнула тень Командора, а вот, дыша духами и туманами, Незнакомка с Миррелией скользнули в сторону арки широко открытых врат-брамин. Этот парк, где мальчик с лебедем, оба во мраморе, встречали каждое новое утро, был назначен для плачущих тайком и музоизбранных певцов. Сюда, сюда заходил по утрам Слагатель странных трагических канцон. Пробовал он писать гекзаметры, пробовал терцины, перешел на четырехстопный ямб, но вскоре изобрел новое письмо и не пожелал иного. Слагатель (тому есть свидетели) подолгу о чем-то беседовал с Ключиком (Юрием Карловичем) и прихрамывающим Нарбутом, иногда к ним подходили Бабель, Мандельштам и даже Багрицкий.
Всё вероятно так и начиналось. Или завершалось. На создание «Космополиса архаики» ушли многие годы, по свидетельствам, опубликованным в Интернете, начинала слагаться великая готическая сага обвального времени в Ботаническом саду и Том самом парке довольно уютного Города. Здесь всегда было немного интеллигенции, еще меньше знатоков и ценителей поэзии, однако в одной из крупнейших европейских библиотек перманентно «на руках» числились раритеты советской эпохи, в их числе Анненский и Случевский. В «Космополисе архаики», отринувшем существовавшие прежде традиции, все-таки возможно уловить нежный и тонкий аромат поэтического Серебряновечья, хотя, отдаляясь во времени и пространстве от прелестного тихого парка и тонущего в верхних зеленых анфиладах садового шестигранника, великий Слагатель реквиемных архаических фрагментов одномоментно покинул и коридоры русских поэтических академий. Его мовизм другой, не катаевский, готическая антуражность лишь слегка притушила трагический пламень возрожденческого накала.
Эпохальный «Космополис архаики», не имея по сути очевидных семантических, этимологических корней, звучит столь же современно, сколь современно могут звучать Гендель или Гуно. Лингвистическая феноменальность книги заставляет вспомнить тяжеловесное начало русского поэтического восхождения, меж тем Тредиаковскому и Ломоносову не удалось выйти в ноосферу. Есепкин выход совершил, утвердив окончательное доминирование архаического лессировочного письма над легкостью необычайной пушкинской строфики. Муаровая бумага должна бы не выдерживать сего веса, выдерживает ли? Литературный памятник эпохи, по интернетовским сведениям, не издавался, если правдивость подобных сведений подтвердится и не станет оспариваться прикормленным писательским двором, России не избегнуть очередного исторического позора – вершинное произведение уйдет за пределы тартарийские, как уходили ранее гениальные философские и литературные фолианты.
«Космополис архаики» (в чем нет абсолютно никакого сомнения у образованного элитарного авангарда) ждет мировое триумфаторство. Останется Россия в стороне, уйдет с пиршества величия духовного – ее выбор. Благо, в нем народ не принимает участия, новые и новые тысячи благодарных читателей находят в Интернете великие тексты, изучают дивное смертоимно-тяжелое письмо Мастера и ждут. А мальчик с лебедем уж порхнули из шафранового Требника Гения в мир вечной весны, которая случается по Смерти.

Александр ЗЛОБИН

Яков Есепкин

Римлянам

Хвала во время смут атласный стяг
Достоинства и чести не ронявшим.
Не вершник Бога, так хромой варяг
Молву разносит пусть во славу павшим.

Губители пусть наши тяжело
Пируют до чудесных мановений,
Весельем оборачивают зло,
Алкая лишь архангельских знамений.

Пускай они рядятся и гудят,
Бессмертие ворованное делят
И в очи мертвоцветные глядят,
И души черноугольные белят.

Нельзя, однажды в нети возлетев,
Ко брошенным причастиям вернуться.
Все косы смерти посносили в хлев,
От морока вовек нам не очнуться.

Теперь не темень лавров обовьет,
Но патина безмолвных подаяний.
Успенных разве милость и пробьет
Горящим льдом заглушенных рыданий.

Не плачь и ты, давай под тьмою жал
Дождя пойдем туда, к древам протленным,
Где яду во графины подмешал
Шиповник острием окровавленным.

Был август прежде милостью велик
И щедро озолачивал фаянсы,
А ныне желтоносный сердолик
Огонем жжет ямбические стансы.

Черны хоругви проклятых времен,
Тяжка небытия пустая книга.
Всяк очи воздымавший заклеймен
Распятьем и не минет жизни ига.

Дионисийских таинство красот
Сим сокровенней, нежели молебен,
Их высветил огонь сакральный, тот,
Что для одних архангелов целебен.

Заслушались мы Божеских камен
И вот окаменели, с придыханьем
Не будет слог литаний исцелен
И Словом, и Полыни полыханьем.

К чему еду у мертвых воровать,
Цветы дарить невестам ледяные,
Урочествует днесь торжествовать
Юнидам, зря тиары цветяные.

Моленья поминальные зачтут
Нам все ж и сбросят в горние овраги.
И слез кровавых струи воплетут
В лент черный шелк, во траурные стяги.

Думаете, тренировать котов в домашних условиях - это абсурдно? Отнюдь нет! Я сама лично дрессировала своего ориентального кота, не прибегая к услугам специальных тренеров... Это очень легко, попробуйте!

Автор: Николас Спаркс
Книга: Послание в бутылке
Починить сломанную яхту не так уж трудно.
Склеить осколки разбитой жизни - гораздо труднее…
Кто поможет в этом Гаррету Блейку, много лет не желающему смириться с гибелью женщины, которая была смыслом его существования? Вновь и вновь запечатывает он в бутылки отчаянные, полные любви и тоски письма и бросает их в море, не рассчитывая получить ответ.
Но однажды его послание попадает в руки преуспевающей журналистки Терезы Осборн…