Скорая приехала быстро, минут через десять, которые казались мне бесконечными. Меня увезли в больницу с угрозой преждевременных родов. Врач предупредил, что, если кровотечение не прекратится, мне сделают искусственные роды. Шестимесячный ребенок выжить при этом не сможет. После стольких месяцев мучений мысль о возможной потере совершенно меня сломила, и я ревела под одеялом, однако выполняла все предписания и лежала, сутками не шевелясь и не меняя позы, предписываемой мне врачом на каждом обходе.
Соседка по палате позвонила свекрови, и они с Семеном регулярно носили мне передачи, передавали записки, в общем, все, как положено. Но все отошло на задний план. Мне было наплевать, посещает ли Семен занятия, устроился ли на работу, как он питается и в чем ходит, пьет или нет. Я жила только одним – как там мой малыш? А он все время вертелся, то принимая правильное положение, то поперечное, то головкой вверх. И каждый обход врач предписывал мне, на каком боку лежать следующие сутки. Я была единственной лежачей больной на этаже, и женщины, ожидающие второго или третьего ребенка, говорили, что мне страшно повезло. Обычно кровоточащих увозят в 1-й роддом, там таких полно, и никто с ними не церемонится.
Уход за мной был отличный, мне без конца делали капельницы, уколы, давали таблетки и витамины. Соседки хлопотали вокруг меня и окружали заботой, которой я никогда не видела дома. Врач говорил, что успех лечения зависит только от моего терпения, и я терпела. Неподвижность изнуряла меня, и когда через месяц мне выдали тапочки и разрешили понемногу ходить по палате, я была счастлива. И, хотя голова шла кругом, а от слабости пошатывало, настроение у меня улучшилось, появился аппетит. За окном по-весеннему светило солнце, с крыш капало, весна потихоньку подкрадывалась к городу. К восьмому марта меня неожиданно выписали.
Телефона у нас не было, поэтому я не могла позвонить Семену, свекровь была на работе, а мне было невтерпеж, и я добралась до дома самостоятельно. Состояние квартиры было хуже, чем я могла предположить. Грязь, пыль, спертый, прокуренный воздух, горы немытой посуды и пустых бутылок. Немного отлежавшись, я все-таки принялась за уборку, – лежать в таком гадюшнике было противно. Около мусоропровода встретила соседку, милую женщину средних лет. Она долго расспрашивала меня о здоровье, а потом начала жаловаться на Семена:
– У него тут все время парни какие-то, девицы, пьют, а один, страшный такой, с красной рожей, по-моему, тут жил. Вы смотрите, Катюша, берите мужа в руки. Вам покой нужен, а не грязь за всякой пьянью возить.
Она была права, именно поэтому я уже готова была нахамить ей, чтобы она не лезла в чужие дела, но она сразу почувствовала это, и добавила грустно:
– Ты думаешь, лезу в чужую жизнь от нечего делать? Я ведь тоже, когда такая же молодая была, о себе не думала, вот и родила сыночка, больного да неразвитого. Пять лет промучилась и похоронила. Вот и живем теперь с мужем: все есть, только детей нет. Смотри, сейчас вся твоя жизнь – здесь (она кивнула на мой живот), а муж никуда не денется, а денется, – значит, дурак, и жалеть не о чем.
Конечно, она была права, но мне от этого легче не стало. Краснолицый, живший без меня здесь, был, видимо, Лехой. Я представила, что он спал в моей кровати, и бросилась менять белье. Еще одно неприятное открытие ожидало меня: замызганные простыни хранили следы не только лехиного пребывания. Мысль о неверности Семена меня совершенно не тронула, я дошла уже до такого предела, за которым с удовольствием уступила бы его другой. Я представила, как пьяные дружки водят сюда девиц, и разозлилась. Как раз из коридора донесся звонок, и я пошла открывать. На пороге стоял Леха с сеткой картошки и палкой колбасы. Увидев меня, он опешил и даже сделал шаг назад, но я его успокоила:
– Что, испугался? Ну, не бойся, проходи. Твой провиант как нельзя более кстати – в доме ни крошки.
– А где Семен?
– Надеюсь, что на военке. Скоро вернется. А мы сейчас соорудим с тобой праздничный обед по случаю закрытия ночлежки. Только без вина. Идет?
– Запросто.
У него явно отлегло, он ожидал хорошей нахлобучки.
– А заодно бельишко замочишь, Семен придет – постирает.
Леха покраснел еще больше и поплелся в ванную. Работа закипела. Готовил Леха классно, мог из ничего сделать нечто, и обед оказался по-домашнему вкусным. Семен подоспел вовремя, с ним был Шуренок. Я обрадовалась: там, где появлялся Шуренок, не было места пьянке. Я сразу поняла, что он появился в качестве «армии спасения». От него по секрету узнала, что Семен не посещал практику, через неделю сдавать отчет, а оценка будет учитываться в летнюю сессию. За себя я была спокойна, задание по практике у меня было выполнено еще до больницы, а отчет займет несколько часов. Но Семен…
Я хотела отругать его, но он вошел в кухню с озабоченным видом и спросил:
– Ты на балкон не выходила?
– Нет, а с какой стати? Холодно еще.
– Пилипенко обещал для тебя печенки достать, а для матери кофе растворимого. Я его сейчас встретил, он мне ключ вернул и сказал, что продукты на балконе.
– Сколько ты ему дал?
– Десятку и материных двадцать.
– Считай, что мы должны матери двадцадку.
– Как тебе не стыдно, он же мой друг! Он, знаешь, какой человек!
– Знаю, пьяница и проходимец.
– Не смей так говорить о моих друзьях!
– Ладно, не хватало еще из-за него ругаться.
Вмешался Щуренок:
– Зря ты с ним связался, темный он человек.
Семен вспылил:
– Что вы понимаете в людях?
– Кстати, знаток человеческих душ, ты моей обручалки не видел? Я прибиралась, но там, где оставила, кольца нет. Уж не прихватил ли его твой замечательный человек?
– Не смей, он не вор. Я сам их ему отдал.
– Их?
– И свое тоже.
– Ну, свое, ладно, но мое-то, зачем брал? Я хотела продать его, купить ребенку приданое.
– Не шуми, ты же ничего не знаешь. У него, знаешь, какая ситуация? Жена не работает, сидит с ребенком, живут у тещи, а та такая стерва… Вот, он и решил квартиру снять, чтобы с семьей съехать. А заплатить нечем. Я ему сам кольца предложил, он их в ломбард сдал, я квитанцию видел.
– Ага, твоя ситуация куда лучше. Мое кольцо зачем отдал, неужели одного мало было?
– Мало, конечно. Знаешь, сколько за них дали? Всего пятьдесят рублей.
– Слава Богу. Найди его завтра и забери квитанцию. Займем где-нибудь и выкупим.
– По чужой квитанции не отдадут. И адреса его я не знаю. Зря ты волнуешься, он расчет получит и вернет.
Леха вмешался в нашу перебранку:
– Похоже, она не зря волнуется. Пилипенко пьет третий день в пивбаре, шикует вовсю, наверное, уже все пропил.
Семен не сдавался:
– Не может быть! Он такие талантливые картины пишет, эскизы мне показывал…
Щуренок вставил не без намека:
– Талантливые люди и порядочные – не всегда одно и то же.
Леха вдруг раскололся:
– Влип ты, Семен. Лапши он тебе навешал. Жену свою с ребенком он давно бросил, пропив на прощание у тещи пианино. Он сам вчера в пивбаре рассказывал.
Семен пытался держать удар:
– Не может быть. Он, знаете, какой человек! В МИМО учился, бросил все, уехал на Север, лес валить. Хотел жизнь настоящую узнать. Вернулся, денег кучу привез, набросков. И – влюбился. Тут из-за жены и остался.
Леха долго мялся, но все же раскрыл рот:
– Не знал я, что ты ему последнее отдашь, давно бы все рассказал. В МИМО он, действительно, учился, только с иностранцами связался, фарцевать начал, потом англичанина какого-то избил, его и осудили. Срок небольшой дали, он вышел, но попался на какой-то афере, его снова посадили. Так что лес он валил не из любви к романтике, а здесь осел, потому что Москва ему заказана. Божился, что жизнь заново начинает, уговаривал никому не говорить. Жену оставил всю в долгах, ты к ней лучше не ходи, плакать будет. И продуктов не достанет, не работает он нигде. В военторге точно работал, грузчиком, но его оттуда выгнали. Это он мне вчера рассказал, в пивбаре. Потом мы ко мне пошли, продолжить. А когда пиво кончилось, он предложил сбегать, сказал, что знает, где достать. Я ему денег дал и свою куртку, он раздетый был. Больше я его не видел. Так что не ты один – дурак.
Семен сник и попытался оправдаться:
– Если все это – правда, то он – большой артист!
Щуренок ухмыльнулся:
– Еще бы! Жулик и должен быть артистом, иначе ему никто не поверит.
Мне стало жаль и Леху, которому было теперь нечего надеть, и Семена за то, что он такой лопух. Кто знает, была бы я дома, может, и я клюнула бы на его вранье. Чего уж теперь ругаться?
– Ладно, фиг с ним, проживем и без золота, одного не понимаю, как можно брать у таких, как мы. Знает ведь, что последнее, и берет без зазрения совести.
Семен вдруг настроился воинственно, обещал найти его завтра же и вытрясти из него душу, но встреча не состоялась: Пилипенко исчез, слегка обобрав всех наших друзей, а Игоря еще, по его собственным словам, и «обгадив с ног до головы». Занял значительную сумму у их общей знакомой, а при встрече сказал ей, что передал должок через Игоря. Она долго ждала, пока осмелилась спросить:
– Ты мне когда деньги вернешь?
– Какие деньги? – удивился Игорь.
– Ты забыл, что ли? Тебе Пилипенко для меня передавал тридцать рублей.
Игорь извинился, достал деньги из своего кармана и побежал бить морду Пилипенко, но ему это не удалось по той же причине, что и Семену.
https://ridero.ru/books/drugaya_realnost_4/