Задница ныла, под сухой короткой травой прятались мелкие камушки, впивались через тонкие джинсы. Болели пальцы ног, упираясь в носки кроссовок. И вообще, сколько можно сидеть, пялясь на горизонт, который сегодня подрядился показывать ей картинки из прошлого. Это все сон виноват, решила Ирина, напрягая ноги, чтоб подняться, и придерживая пакет, чтоб не уехал вниз. Улыбнулась, снова вспоминая решительное Тонино 'позови'. Вставая, прокашлялась, сказала негромко, прислушиваясь к своему голосу:
- Андрей?
И чуть не упала, теряя равновесие, когда снизу раздался мальчишеский голос:
- Не. Это я, Вадик.
Над щеткой травы показалась взъерошенная голова, блеснули очки на маленьком носу. И снова пропала. Ирина наклонилась, кровь горячила щеки краской стыда.
Вадик примостился на еще одном уступе, пониже и очень узком. Сидел, прижимаясь спиной к сухой глине обрыва, а ноги в школьных брюках болтались над десятком метров воздуха и мелководьем.
Даже не смягчит, холодея подумала Ирина, если свалится вдруг. Разобьется о песок, под мелкой водой. Испуг заставил забыть о стыде.
- Руку давай! С ума сошел, торчишь тут. Что мама скажет?
Вадик вывернулся, глядя снизу худеньким лицом в слабых веснушках. Покачал отрицательно головой.
- Я сам. Тут сбоку как лестничка. А лучше вы сюда идите, теть Ира. Отсюда позвать удобнее.
- Что? Вылезай давай! Тоже мне, бэтмен.
Вадик демонстративно шумно вздохнул, приподнимаясь на руках, продвинулся вдоль уступа. И исчез. Ирина вытянула шею, пугаясь еще больше и уже дергая молнию легкой куртки.
- Тут я, - раздался сверху голос.
Теперь уже она выворачивала лицо, с удивлением глядя на свешенную голову. Хватаясь за верхушки травы, выбралась, становясь рядом. Вадик солидно кивнул.
- Вы хорошо лазиите. Как обезьяна. Если бы джунгли, вы могли бы от тигра. По деревьям.
- Тут не джунгли, - улыбнулась Ирина, а сердце все еще стучало в испуге за мальчишку, - и я...
- А позвать тут, наверху, плохо выйдет.
- Что? - она с удивлением посмотрела на стриженую голову с двумя спиральными макушками.
Мальчик, не поворачиваясь, оглядывал горизонт, серую с черным, огромную скалу сбоку, серебро воды с четкими кляксами чаек.
- Там, где я сижу всегда, там видно.
- Что видно? - хриплым голосом спросила Ирина, а перед глазами встала, размываясь, картинка из странного сна - зыбкая и прекрасная башня, собранная из облачных дисков.
Вадик снова повернул к ней лицо, бледное, но в веснушках.
- Давайте слезем. Я покажу. Вы же лазиите хорошо.
Теплые пальцы тронули ее запястье. Ирина отдернула руку, будто они раскаленные.
- Так. Тебя мама наверняка обыскалась уже. Пойдем. Мне некогда, и так просидела тут...
Он послушно шел следом, шуршал травой, топал, иногда бормотал что-то и тогда у Ирины напрягалась спина, а губы складывались в неловкую улыбку. Виноватую почему-то. Но бормотал не про нее, поняла с облегчением. Вспоминал какую-то считалочку, ойкая, когда спотыкался.
У подъезда она деловито подтолкнула мальчика в худую спину.
- Беги домой. А мне еще в магазин.
В магазине делать было нечего совсем, но ехать в лифте с Вадиком, молчать, отворачиваясь от понимающего детского взгляда (испугалась, как все большие, не поверила...), не решилась.
А потом, через несколько минут, поднимаясь по лестнице пешком, привычно напрягая мышцы ног и ставя подошвы то боком, то на носки, обрадовалась. Вовремя он ее остановил там, на склоне. Совсем уже собралась кричать глупости. Время глупостей прошло, осталось в прошлом. Забавно, слова, оказывается, похожи. Прошлое - то, что прошло. Тогда будущее должно называться... как? Наступающее? Хотя нет, все правильно, будущее - то, что будет. Если оно, конечно, будет.
***
Андрей появился в том будущем, которое Ирка вырастила сама. Из убитого своего прошлого. Уничтоженного ею лично. Потому что поняла в один прекрасный момент - или она убивает свое прошлое, или оно убьет ее.
А не хотела. Любила по-прежнему, кажется, еще сильнее, чем в те времена, когда жива была надежда на встречу и ответную любовь. Неправду говорят, что надежда умирает последней. Ирка любила Артура, даже когда надежда умерла, сдохла напрочь.
Сначала они вместе, Ирка и ее надежда, вечерами торчали на дальней лавочке напротив дома Артура. Вдруг он появится один. Без родителей. И без этой, которую привез с собой, она теперь что, будет с ними жить?
Но маленькая изящная девушка, очень похожая на исчезнувшую из жизни Артура студентку Иришку Самойлову, исчезла тоже, через пару недель их совместных прогулок (надежда встрепенулась, поднимая голову), во время которых Ирка кралась, прячась за деревьями в парке, и щеки пылали от стыда за шпионство - двое целовались, останавливаясь и смеясь.
Девушка исчезла, да, но Артур все равно не был один, пару раз появился с родителями, бежали куда-то по делам, озабоченные. Тогда она подошла, не глядя на возмущенное лицо матери, которая тоже остановилась, не желая деликатно отойти в сторону, пока сын беседует с мрачной девицей, выскочившей из кустов.
- Артур...
- А, - он сделал движение, будто пытаясь спрятаться за спину матери.
У Ирки снова запылали щеки, теперь уже от стыда за него. Но поговорить было важнее, намного важнее.
- Послушайте! - голос вклинился, прорезал воздух между ними, стал слегка визгливым, - ты, имей же, наконец, совесть! Это взрослая жизнь, девочка. Мой сын женится, они со Светланой подали заявление. А ты тут. Каждый день. Маячишь. Никакой женской гордости.
- Мама, - в голосе Артура кроме упрека звучало облегчение.
Это Ирка потом поняла, через большое время, когда уже смогла вспоминать и обдумывать. А тогда просто не услышала. Кивнула, стоя напротив Артура и напряженно всматриваясь в отчужденное лицо. Мать сбоку все говорила что-то, но Ирка не слушала. Вот сейчас в его глазах появится. Хоть что-то. Надежда шевелилась внутри, такая слабая, ее нужно было подкормить, кинуть хоть крошки какие.
- Извини, - отрывисто сказал Артур, вскидывая руку с тяжелым браслетом модных спортивных часов, - правда, совсем некогда. Был рад. Увидеться.
- Мы же... Артур. Ты что, правда? Правда женишься? А я?
Голос стал тонким и сорвался, но Ирке было наплевать.
- Так!.. - снова прорезался женский голос, на это раз с настороженным удивлением, - Артик... У тебя что, что-то было? С ней вот.
И снова Ирка не услышала и не растолковала для себя внезапно плеснувший испуг в интонациях материнского вопроса. А откуда бы ей о нем знать, разве вслушивалась она всерьез, когда совсем была девчонкой, в нервные шутки собственных родителей, насчет брата Димки. О том, что смотри, а то прибежит какая, принесет в подоле внука. И оба смеялись, не веря, что их Димка. Но все же предупреждали, боясь. А вдруг.
Тогда она просто стояла, с яростной надеждой заклиная Артура, скажи, ну скажи, было, да. Ведь было же! И нужно, необходимо во всем разобраться, поговорить. Даже если разлюбил. Особенно если разлюбил!
- С ней? - удивился Артур, с неохотой отводя взгляд от часов и глядя не на Ирку, а на мать, - ты что, мам. Нет, конечно. В школе за мной бегала. О, автобус.
И через полминуты Ирка стояла одна, придавленная тяжелой ладонью, легшей на темя. Это жара, подумала пусто, голову напекло. Ну... что ж... Мама вон вообще. Похоронила папу. А я что. А ничего.
После смерти надежды ей стало даже полегче. И вообще было ощущение, что свалился груз, освобождая плечи. Впереди маячила пустота, требовала заполнения. Ирка послушно принялась скармливать ей утренние пробежки с плеером на поясном ремне, выбирая самые громкие и бодрые метал-группы. Тяжелые тренировки, такие, чтоб в голове сплошной гул от усталости. Домашнюю работу и множество книг, пустых, в которых не мелькало ничего настоящего. Детективы и боевики, фантастика. В кладовке раскопала пачки старых глянцевых журналов, перетащила в комнату и часами мерно листала, не запоминая картинок, перекладывала из одной стопки в другую, потом меняла их местами и начинала листать снова, послушно читая статьи о моде, спорте, рецепты и всякие дурацкие тесты.
Но оказалось, забыть Артура не вышло. Он стоял рядом, улыбался, наблюдая, как она садится на шпагат, как прыгает, мерно крутя скакалку. Бежит, придерживая рукой плеер на поясе. Каждую черту его лица она выучила когда-то, нависая над худыми скулами, темными, с изломом, красивыми бровями, глазами, что смотрели в ее глаза. Она знала наощупь всю его кожу, везде. Пальцами и губами, телом. Иногда, отводя назад напряженные локти, ощущала касание, зная, это его живот, а сейчас - косточка на бедре, а теперь - колено. Щиколотка. Пальцы.
Склоняясь над кипящей кастрюлей, собирала шумовкой пену. И застывала, внюхиваясь. Куриный бульон пах его телом, свежим потом подмышками, солнцем, которое нагревало спину, проникая через плохо задернутые шторы в бабушкиной квартире. И телевизор иногда говорил голосом Артура, смеялся его смехом и, когда Ирка выключала, молчал его ленивым молчанием.
Она не хотела знать ничего, о том, как он живет сейчас, и правда ли собрался жениться в свои совсем еще пацанские двадцать лет. Надежда умерла навсегда. И даже если Ирка холодно прикидывала, что наверняка, накушавшись семейной жизни, он вдруг появится, вспомнив, как им было хорошо, как было хорошо ему, с ней, надежда не оживала, убитая тем его взглядом на стильные часы. И голосом, который сказал одно короткое слово. А. Сказал он. Дальше все было хламом. И слова насчет свадьбы тоже.
Однажды ощущать его рядом сделалось так невмоготу, что Ирка ночью вышла в кухню, залезла в аптечный шкафчик и вытащила запасы маминого корвалола. В каком-то детективе она прочитала о том, как травились дамы барбитуратами, просто вот так - выпивали и засыпали навсегда.
Маслянистой жидкости с резким запахом мяты хватило на половинку небольшого стакана. Ирка развела корвалол водой из-под крана и махом выглотала побелевшую туманную жижу. Ушла в комнату, села на краешек постели, которую всю занимал голый Артур. Лежал, раскинув ноги, одна - согнута в колене, руки за головой, так что красивый подбородок почти упирается в грудь с темными волосками. Не сводя с него глаз, нащупала в ящике тумбочки старый медицинский скальпель, которым в детстве резала колбасу из пластилина. И нажимая, плавно провела по запястью. Промахиваясь, резанула еще раз, рядом, и еще раз. Свесив голову, тупо смотрела, как стекает кровь, собираясь на кончиках пальцев тяжелыми каплями. Потрясла рукой, пьяно удивляясь, что крови мало и течет не торопясь, словно нехотя. И вдруг разом протрезвела от внезапной ненависти к Артуру. Ушла в ванную, волоча за собой один раз надеванные колготки, сидела там, тихо рыдая, чтоб не услышала мама. Намочив колготки ледяной водой, наматывала их на запястье, подставляла руку с тугим комком под струю воды, следила, как бледнеют красные кляксы, становясь розовыми, почти уже прозрачными. А потом, одной рукой вымыв стенки ванной, качаясь, ушла к себе, упала ничком на постель, откидывая забинтованную колготками руку. И заснула, как умерла, без видений и голосов.
- Уже утро? - спросила хрипло, моргая на мамин силуэт в сумраке.
Та убрала ото рта белое, комкая и развертывая платочек, поправила на Иркиной груди простыню.
- Вечер, Ирочка. Бедная ты моя. Доктора не помнишь?
Ирка выпростала руку, закрыла глаза, маясь стыдом и страхом. На запястье красовалась аккуратная марлевая повязка, под ней кожу тянуло, наверное, пластырь наклеен.
- Нет.
- Он просил, чтоб пришла. Поговорить. Когда совсем... протрезвеешь. Ты что, ты правда хотела одну меня оставить? Чтоб уж совсем, да?
- Он тупой. Я не хотела, мам. Прости. Я...
Она секунду подумала над словами матери. Протрезвеешь? Они не поняли, что пыталась отравиться. Тоже мне, донна-мадонна. Барбитураты.
- Я напилась. Нечаянно. Ну и...
- Ирочка...
- Я не хотела. Правда. Глупости это все.
Ирка снова хотела спать, ужасно сильно. Рассказанный доктор маячил в памяти размытым пятном, вертел руку, что-то гудел успокаивающе, распяливал жесткими пальцами Иркин глаз, светя в него. Кажется, вливал что-то в глотку, а оно выливалось. Звенело в ведре. Кажется, Ирке стало весело, и она пыталась рассказать, как смешно - она рыгает, так мелодично. Звенит. Но мама сказала 'поспи', и она послушно и радостно подчинилась, успокоенная тем, что кто-то заботится о ней, и ничего делать не надо.
Порезы на руке зажили удивительно быстро, даже неловко ей было, через неделю уже просто три красных кривых полоски, а через месяц - тонкие белые шрамики. Но это была радостный стыд облегчения. От того, что спирта в дурацком корвалоле оказалось больше, чем романтических барбитуратов, и еще от того, что старый блестящий скальпель оказался безнадежно тупым. И не пришлось оставлять маму в уже двойном горе. Бедная, стали бы шептаться соседи, недавно совсем муж, не старый вовсе, и следом и дочка. Ужас какой. И качали бы головами вслед черной согнутой фигуре. Ирка засыпала, ей было нестерпимо стыдно и одновременно радостно, что все обошлось. А еще - она его ненавидела. И это тоже радовало. Пока что.
- Мы переезжаем, - решительно сказала мама через пару недель, - я говорила с бабушкой Таней, уедем отсюда, квартиры сменяем на одну, чтоб новая, некому нам ремонты делать. И жизнь тоже будет новая.
- Куда? - потрясенно спросила Ирка, тяжело дыша - она только что отработала подход на гимнастической скамейке.
Мама пожала плечами.
- В Бердянск. Или... ну... в Джанкой, например. Неважно. Главное, отсюда уедем.
Потом оказалось, поменять две старые квартиры, вернее, продать их, одновременно найдя вариант покупки, который устроил бы и маму, и бабушку, чертовски хлопотно и долго, а еще беготня со всякими документами. Так что Ирка, механически отбыв еще несколько месяцев жизни, где уже не было места Артуру, сперва привыкла к тому, что переезд вряд ли состоится, но и ладно, зато мама занята и о чем-то мечтает, а потом вдруг испугалась, что состоится, и она останется, как говорил когда-то папа 'не пришей кобыле хвост'. Тогда она и взяла свои рабочие тетрадки, отправилась в спортивную школу за допуском к тренерской работе. Чтоб на новом месте сразу начать и новую жизнь.
***
- Да, Гоша? - Ирина пожалела, что ответила на звонок, и держала палец на кнопке, чтоб сразу отключиться, если он просто так.
- Ты только не бросай трубу, ладно?
Она с небольшой досадой улыбнулась, убирая палец и прижимая мобильный покрепче к уху. Оказывается, партнер знает ее лучше, чем она полагала.
- Ируся. Мне кажется, у тебя там происходит что-то. Оно реальное?
- Что? - Ирина мгновенно вспомнила башню из облаков, увиденную во сне.
- Кто-то приехал? - осторожно уточнил Гоша. За его голосом слышались другие голоса, звонкие и деловитые. Кто-то закашлялся, еще кто-то рассмеялся, подшучивая. Гремело железо, отзываясь стоном пружин через негромкую музыку.
- А-а. Нет, никто не приехал. Извини. Настроение что-то, - пожала плечами, вроде Гоша мог видеть. Босиком прошла в спальню и села на тахту, пальцем шевеля глянцевые прямоугольники снимков. Подвинула тот, где они вместе с Андреем, чтоб лежал сам по себе.
- А я понял, - похвастался Гоша, - хочешь, приеду сегодня? Только поздно совсем, нужно еще с новенькими, насчет расписания...
- Нет. Мне просто отдохнуть нужно. Завтра буду огурцом.
Она все же решила прервать беседу, маясь ее вежливой ненужностью, но Гоша закруглился сам.
- Да сейчас, иду!
Быстро попрощался и отключился.
Ирина тут же выключила в телефоне звук. Легла, держа перед глазами снимок. Через минуту села, с досадой кладя его на покрывало. Интересное дело. Про мерзавца Артура вспоминала полдня, подробности всплывали сами, мешая друг другу. А про мужа, с которым прожила, не кот начхал, несколько лет, получается, нечего вспомнить? Ну, встретились. Познакомились. Повстречались. Мило так. Вполне спокойно. И когда собрался сделать ей предложение, она уже знала.
Потом жили. Поживали. Потом стали почти чужими. Чего ей не хватало в спокойной жизни, защищенной от предательства и измен? Может быть, как раз предательства и измен?
- Мазохистка, - обругала себя Ирина, утыкая палец в свое лицо под выбеленными прядями до плеч.
***
Отдохнуть и покупаться она приехала одна. Устала от крикливых девчонок в спортивной секции средней школы Багрова - поселка городского типа, где вокруг горсти пятиэтажек разбегались в степь частные дома с огородами. И выбрала не любимое место степных соседей, куда они выезжали семьями и парами, а крошечный поселок подальше, всего-то одна улица вдоль широкого пляжа, что упирался в беспорядочный скальный развал. Вообще-то, хотела познакомиться с кем-то, и переспать. Пара-тройка необязательных встреч на горячем песке, посиделки за столиком маленького кафе вечерами. И - в номере с кондиционером и санузлом. Теперь везде такие, и хоть дороговато, но зато полноценный отдых.
Оказалось, в поселке совсем не та публика. Идя по пляжу, провожаемая безнадежными взглядами толстых папаш, окруженных детишками и тещами, усмехалась, плеская мелкую воду босой ногой. Все, кто мог бы составить ей компанию, остались там, где ей не нравится. Простые правила жизни - хочешь приятного, бери его в комплекте с чем-то еще. Или отказывайся.
Андрей сидел на камне, торчащем в воде. Обнимая руками согнутое колено, смотрел. На нее, как все. Она его отметила - единственный подходящий по возрасту и с более-менее внешностью. А еще - полная противоположность Артуру. Довольно крепкий, немного широковатый в бедрах (жопастики - так проходили парни его телосложения в Иркиной внутренней классификации), если не будет заниматься, отметила, кидая равнодушно-милостивый взгляд из-под ресниц, может стать рыхлым, но то нескоро. Непонятного цвета волосы и неяркое лицо, впрочем, уже загорелое. Наверное, невысок ростом, судя по величине головы.
Ирка дошла к черной тени, которую отбрасывали скалы, шагнула и исчезла в ней, для тех, кто наблюдал с яркого солнца. Тут было совсем тихо, неожиданно зябко, и шуршал через плеск мокрый песок в ленивом маленьком прибое. Она осторожно шла дальше, ставя босые ноги между острых камней на островки сырого песка и разглядывая ноздреватую скальную стену. В некоторых дырках дрожала густая паутина, покрытая капельками мороси.
'Выйду, решила Ирка, и если он еще сидит, подверну ногу, ох и ах, спасибо, вы такой милый' ...
И, промахнувшись мимо песка, подвернула ногу на остром камне, колючем от ракушек. Взмахивая руками, тяжело свалилась, застонала от боли в щиколотке. Глаза наполнились слезами, скорее от злости и недоумения. Упираясь руками, она перевернулась, раздумывая, как бережнее подняться.
Тут он и появился, пересек границу ярчайшего света и черных теней. Сказал за ее спиной:
- Больно? Я сейчас.
Ирка промычала что-то в ответ, злясь на дурацкую позу - Афродита на четвереньках...
- Меня зовут Андрей, - сказал, помогая ей подняться, - за плечо держитесь. Нужно выйти. На солнце.
- Спасибо, - хрипло ответила Ирка, добавила, - вы такой милый...
И засмеялась. Андрей не понял, чему, но послушно засмеялся тоже.
Потом они сидели на старом коврике, рядом, Ирка вытянула ногу с повязкой - Андрей сбегал куда-то за эластичным бинтом, и она не возражала, ей через пару дней в спортзале работать.
Это и рассказала ему. Он кивнул с уважением.
- А я и смотрю, такая фигура у тебя. Видно, что занимаешься спортом. Я подумал - гимнастка.
У него были серые глаза с желтыми в них точками. И немного коротковатый нос, впрочем, в профиль это было даже красиво.
- Да, - сказала Ирка, - на меня все смотрят, всегда. Хоть в купальнике по улицам ходи.
- Зачем? - удивился Андрей, перебирая мелкие камешки и складывая их игрушечной башенкой, - у тебя глаза очень красивые.
Тогда Ирка не обратила внимания на его слова, мало ли, глаза, понятно ведь, что смотрел, как все, на фигуру.
Договорились вечером погулять. И она не пришла, чтоб уж зацепить покрепче. Утром вышла на пляж, еще до рассвета, пробежаться по мокрому песку. И увидела - снова сидит, на том же камне. Улыбается ей, обнимая колено руками. Подошла, утишая дыхание. Сказала:
- Пойдем.
Без вопроса, просто предложила. Он послушно сполз с камня, и они ушли в Иркин номер с кондиционером и двумя составленными вместе аккуратными кроватями.
Секс был неожиданно хорош. Ирка даже немного растерялась, тут же стала искать недостатки и в сексе, и в партнере, нашла, успокоилась. Потом завтракали и купались, потом он ушел, посмотрев на часы. К удивлению Ирки не спросил о новой встрече. А ближе к вечеру пришел прямо к ее домику, держа в опущенной руке веник степных цветов, желтеньких и сиреневых.
Поздним вечером, лежа рядом, в темноте, разбавленной светом уличного фонаря, засмеялся, поворачиваясь к ней светлым пятном лица:
- Обещал маме, что придем на ужин, но куда уже. За обедом вас познакомлю.
- Зачем? - спросила сбитая с толку Ирка, - а ты что, местный?
- Просто так. Да, я тут жил, ну и сейчас, между рейсами.
Она согласилась. И познакомилась с родителями, а еще смотрела фотографии старшей сестры с маленьким ребенком на руках. И свадебные ее же. Пара дней отдыха плавно превратились в пять, и были они такие же плавные, очень спокойные. Оказалось, вспомнила Ирина важное - Андрей заполнил те пустоты, с которыми она мирилась во время романа с Артуром - когда она как бы договаривалась с мирозданием, предлагая свою плату за счастье: не нужно мне прогулок, походов в кино, общения с родителями, пусть только в наши часы он будет только моим. С Андреем они много гуляли, сидели на берегу с бутербродами - нормального кафе в поселке не было, лазили на скалы, несколько раз приходили к нему, чтоб поесть маминой стряпни, и даже разок поехали в большой курортный поселок на дискотеку. Андрей дарил ей цветы, кормил мороженым. Исполнял всякие ее мелкие желания, необязательные, призванные проверить - исполнит ли. И все время мягко улыбался, не пытаясь заговорить о будущем, их общем.
Перед самым отъездом Ирка из-за этого стала нервничать, хотя поначалу думала о способах отвадить, если станет набиваться в постоянное партнерство.
Не слишком уверенно, как бы пробуя новую роль, сказала, когда одевались - пройтись напоследок по ночному берегу:
- Я тебе позвоню, через пару дней.
Он застыл, держа руки в черной футболке.
- Правда?
Она кивнула, уже сердясь на себя. Подумает, навязываюсь...
А Андрей вскочил, роняя футболку на пол. Обнял Ирку, прижимая к себе, приподнял и поцеловал в нос, потом в губы. Сказал, тепло дыша в ухо:
- Черт. Я и не надеялся. А замуж пойдешь за меня?
'Что-о-о?' - нет, она не ответила так.
Вставая на носки, потом опускаясь на всю ступню, по-прежнему прижатая к его груди, кивнула, ужасаясь тому, что делает, они ведь почти чужие, незнакомые совсем люди.
- Пойду.
- Потом, - сказал Андрей, - блин, ура, но все потом будем. Говорить. Ладно? Ты только не передумай. Хорошо?
- Не передумаю.
- Сегодня просто погуляем. Я тебе покажу. Одну вещь.
Вещь...
Ирина резко села на тахте, уставилась на белый подол Мэрилин, прижатый руками - на плакате. Что же он ей показал? И показал или нет? Совершенно вылетело из головы, а теперь кажется, это важно. Нужно бы вспомнить. Если все прочее вспоминается так неохотно. И что уж, не слишком оно и интересно.
Жили у его родителей, Ирка ездила оттуда в Багрово. Ждали новую квартиру. Дождались, и она вдруг ощутила такую свободу. Сама, в своем небольшом королевстве, где все можно сделать по-своему. Потом приехал из рейса Андрей и оказалось, с его точки зрения, она кинулась в некий хозяйственный гламур, забыла о нем, о его фотографиях, любимой чашке. Обиделся. А ей тогда было не слишком и до него, отвыкла. Хотя готова была поделиться, нехитрым девочковым счастьем. Квартира, мебель, да еще новая работа, такая - сверкающая. Он оказался не готов. Не принял. В ответ на обиду Ирка обиделась тоже.
- И так далее. Тому подобное...
Она потянулась, раскрыла школьный атлас с загнутыми от времени уголками страниц. Эта карта на развороте. И надписи. Неловкий старательный рисунок. Почему-то кажется ей, если поймет, что написано, то вспомнит, что упустила в человеке, который был рядом так долго. Хотя чаще из этого 'рядом' был совсем далеко, на других сторонах земли. А может, она видела это нечто, которое маленький Андрей пытался нарисовать? Видела давно, может быть, как раз в этом атласе, он ведь лежит со всеми другими бумажками. И потому ей приснилась башня, о которой она поведала Тоне? Ах, Тоня. Ароматические палочки, камушки с рунами в замшевом мешочке, книги по эзотерике и популярной философии для скучающих домохозяек. Неловко трогательная замена обычному женскому счастью. Замена любви. Может быть, Иркина работа по улучшению живых тел, и своего тела тоже, - такая же замена? Получается, сердясь, подумала Ирина, все сводится к поискам и уловлению мужчины. А без него, значит, все фигня и замена. А вот нет!
Но если для меня 'нет', значит и для Тони тоже. Придется из справедливости принять это. Тоня такая. А я такая же, только другая.
Ирина развеселилась. Эдак скоро она станет не другой, а такой же, как Тоня. Будет вертеть головой в поисках знаков, толковать сны и вдыхать дурманящий дым от коптящих палочек, купленных в магазинчике 'Путь к себе' ...
Через пару минут она стояла у соседской двери, нажимая кнопку звонка.
- Ирэночка! Как славно, заходи. Спасибо, что Вадика шуганула из парка, волнуюсь я, если он там один бродит.
Тоня пошла впереди, оглядываясь и спешно вытирая руки полотенцем. В кухне надсадно гудела центрифугой стиральная машина.
- Мне вообще-то с ним нужно. Поговорить.
Тоня остановилась, поворачиваясь. На бледном лице настороженное удивление меняло черты.
Ирина рассмеялась, чтоб успокоить. Подняла открытый атлас.
- Вот. Нашла у нас, в старых бумагах. Что нарисовано, не пойму, Андрей рисовал, в детстве. Подумала, ну, вдруг...
- Мальчики, - певуче сказала Тоня, осторожно беря тонкие страницы, - во все времена одинаковые, да? Слушай, как это здорово! Одно детство встретится с другим, одно давно кончилось, другое сейчас. Как раз. Происходит. Чудесный сюжет! Можно я напишу рассказ?
- Хоть роман, - разрешила Ирина, входя в знакомую теперь, захламленную комнату. А из нее следом за Тоней в крошечную комнатушку, где окно, узкая кровать, письменный стол и стеллаж с игрушками и книгами.